— А жених, о котором вы говорили? — предположила я. — От которого я сбежала. Это не может быть он? 

— Вы не видели его лица? 

— Нет, только руку. Полная такая, и много колец дорогих. 

— Полная? — ректор задумался. — Ваш жених худощав, и руки у него худые, узкие. Перстень только один, с черным камнем. 

— Тогда не он, — я вздохнула, даже с некоторым облегчением. 

— Может, ваш отец, приемный? Он мужчина, хоть и невысокий, но в теле. 

— Это тоже не особо утешает. Я все же надеюсь, что этот сон ничего не значит. Как сотни других снов, созданных нашим воображением. 

Я вернулась к конвертам и попыталась сосредоточиться на них. Ректор же так и остался сидеть, о чем-то думая. Потом мне показалось, что он наблюдает за мной, и от волнения из-под пера в моей руке стали выходить пляшущие строчки. 

— Готово, — я наконец выписала последнюю букву и отложила письма.

— Спасибо, — отозвался ректор. — Отошлю их с ближайшим судном. 

— Значит, вы видели и моего жениха, и приемного отца? — вдруг озарила меня мысль. Сразу я на это не обратила внимания. 

— Да, довелось как-то столкнуться, — ответил Мадейро сдержанно. — На одном мероприятии. 

— Они знают, что я здесь? — я снова разволновалась. 

— Догадывались, скажем так. Надеюсь, мне удалось убедить их в обратном.

— То есть меня ищут? 

— Вероятнее всего. 

— Ну почему я никак не вспомню все? — в отчаянии прошептала я. — Это ужасное состояние, когда осознаешь, что упускаешь что-то важное! В памяти всплывает все, что угодно, но только не это. А мне так хочется все знать, понимать. 

Я прикрыла лицо ладонями, пытаясь сдержать накатившие слезы. Нет, нет, сейчас не время для того, чтобы жалеть себя… Еще и при ректоре.

Я не заметила, как Мадейро поднялся и подошел ко мне сзади, лишь вскоре ощутила теплую тяжесть его ладоней на своих плечах. А в следующую секунду он уже наклонился ко мне, окутывая своим объятиями. Они дарили успокоение, ласку и одновременно волновали, заставляя все внутри полыхать и сжиматься. Мне хотелось отдаться им, расслабиться и довериться, но некий страх не давал мне этого сделать. Возможно, все тот же страх ошибиться. Страх быть преданной и обманутой. И избавить меня от него может только вернувшаяся память, а до этого… До этого я так и буду метаться между правдой и обманом, сомневаться, изводить себя. 

Щека коснулась щеки, дыхание обожгло кожу на шее, губы оставили на ней короткий поцелуй, вызывающий сладкую дрожь во всем теле… Хотелось прижаться в ответ, обнять, приникнуть губами к губам…