1. XIII век ознаменовался жесткой конфронтацией Руси и Запада, в которой страдательной стороной явилась Русь. Она потеряла почти все свои владения в Прибалтике и Финляндии и лишь ценой огромного напряжения сил, благодаря подвигу святого благоверного князя Александра Невского, а позднее Довмонта Тимофея и других защитников Руси, смогла отстоять свои исконные земли.
2. В этом столкновении Запад исходил из доктрины агрессивного прозелитизма и агрессивного миссионерства.
3. В рамках этой доктрины Русь и русских зачастую ставили в один ряд с татарами, арабами, пруссами, литвинами и прочими язычниками; христианами русских, как правило, не считали.
4. Русские люди, ужаснувшись жестокости и цинизму крестоносцев – немцев и шведов, относились к ним как к лжехристианам, духовным амаликитянам, филистимлянам и ассирийцам – врагам избранного народа. Немцев и шведов уподобляют каинитам, они воспринимаются в некотором смысле духовными потомками Святополка Окаянного. И немцы, и их пособники сравнивались с иудеями, распявшими Христа. В борьбе с крестоносцами Сам Бог невидимо посылает Свою духовную помощь. Сражение с ними уподобляется апокалиптической битве и становится Судом Божиим.
Северная война в гимнографических памятниках петровской эпохи
(Служба в память Полтавской баталии)
Этот материал приобрел неожиданную актуальность в связи с последними событиями на Украине. В контексте этих кровавых событий по-особому воспринимается обращение по поводу вступления Украины в Евросоюз, подписанное рядом религиозных деятелей Украины. В нем в частности говорится о том, что украинский народ всегда обладал государственной самостоятельностью, или стремился к ней, что Россия была лишь историческим соседом и украинский народ всегда стремился к европейскому выбору. Это заявление создано на определенном историографическом фоне – стремлением представить Малороссию в составе России как некий независимый гетманат, героизировать предателя Мазепу и представить его «благодетелем» украинского народа, поборником европейского выбора и носителем цивилизации. Такой взгляд опровергается очень многим, в том числе и богослужебным наследием Русской Православной Церкви, частью которой является Украинская Автономная Православная Церковь. В ее наследстве есть замечательный памятник – служба Полтавской баталии, созданная малороссиянином – Феофилактом Лопатинским. О ней и пойдет речь в данной статье.
Это скромное сообщение посвящено весьма интересному богослужебному и вместе с тем историческому памятнику – «Службе Богу в Троице Святой славимому, о великой Богом дарованной победе над свейским королем Каролом вторым надесять и воинством его, содеянной под Полтавой в лето от воплощения 1709»[82], совершавшуюся 27 июня, в день Полтавской баталии и «Само это богслужебное последование, а равно и Службы на воспоминание заключенного мира между империею Российскою и короною Свейскою» (30 августа)[83]. в русской истории и русской литургической традиции явление уникальное и по своему времени новаторское[84]. Мы не найдем ни службы в честь Ледового побоища, ни в память Куликовской битвы[85] и даже служба 22 октября, в день освобождения Москвы от поляков в 1612 году, посвящена не ему, а Казанской иконе Пресвятой Богородицы. Само появление этих служб показывает подлинный патриотизм церковных деятелей петровской эпохи – патриотизм имперского типа. Эти последования представляют также новый этап в развитии церковной литературы – сочетания византийских и древнерусских традиций с одной стороны, барочных с другой.
Историография этих служб невелика. Известный русский литургист, исследователь русской гимнографии Спасский[86] отмечал имперский и помпезный характер обеих служб и преувеличенные похвалы Петру I, которого именуют христом (правда, с маленькой буквы и в относительном смысле). Юрий Константинович Бегунов коснулся древнерусских традиций в службе на заключение мира[87]. Мартынов рассмотрел историю создания и редактирования службы Полтавской баталии[88]. В задачу нашего скромного исследования входит изучение данных памятников с точки зрения исторического контекста и общественной идеологии Петровского времени.
Обе эти службы созданы незаурядными деятелями Петровской эпохи – Феофилактом Лопатинским и Гавриилом Бужинским. Феофилакт Лопатинский (ок. 1680 – 6 (17) у 1741)[89] выпускник и преподаватель Киево-Могилянской Академии, затем – преподаватель, а с 1708 г. ректор Славяно-Греко-Российской Академии, с 1723 г. епископ (впоследствии архиепископ) Тверской и Кашинский.
Продвижение Феофилакта тем удивительнее, что он был верным Киево-Могилянским воспитанником, представителем про-католической староцерковной партии Стефана Яворского и в глубине души не поддерживал Петровских преобразований. Благодаря своим антипротестантским взглядам он нажил много врагов (в их числе оказался его бывший товарищ по Киево-Могилянской академии, всесильный впоследствии Феофан Прокопович), и на склоне лет, в 1736 году оказался в застенках Петропавловской крепости (по решиловскому делу)[90].
По свидетельству М.-Ш. Фандербека, начальника военных госпиталей Петербурга, писавшего в 1725 году, ученый круг новой столицы весьма уважал Феофилакта Лопатинского. Он писал о нем так: «Это человек самого многостороннего образования, знаток греческой литературы, которою занимался очень прилежно и с большими успехами <…>. Его непоколебимая честность во всех обстоятельствах жизни напоминает собою золотой век. Одним словом, если бы добродетель можно было бы нарисовать, то он был бы ее портретом»[91].
Не случайно именно этому человеку Петр I поручил составление службы в честь Полтавской баталии в 1709 году и лично курировал выполнение столь важного заказа. Служба выдержала три правки, прежде чем приобрела окончательный вид. На музыку ее положил Ширяев. Петр лично редактировал те места, которые казались ему сомнительными или не соответствующими задачам дня. Так, он неблагосклонно отнесся к тому месту службы, где шла речь о войне со Швецией как о войне за веру[92]: «Тогда шла речь, не о вере, а о мере» – писал Петр[93].
Такой поступок царя, на первый взгляд, трудно объясним. Казалось бы, войной за веру выгоднее всего было бы объяснить своему народу те тяжкие лишения (вплоть до снятия колоколов), которым подвергалась Российская держава в борьбе со шведами. Подобный лозунг мог бы реально объединить русское общество и воодушевить армию. Но Петр знал, что делал. Во-первых, он не желал отталкивать от себя протестантов на русской службе и сплотить против себя Европу, прежде всего – северную протестантскую. Во-вторых, он не желал усиливать духовенство, которое при такой постановке дела приобретало бы слишком большое влияние с его точки зрения. В третьих, отсутствие тезиса о религиозной войне облегчало бы заключение мира, который казался столь близким после Полтавской баталии[94]. И, наконец, в этом шаге проявилась трезвость и своеобразная религиозная совестливость Петра: при всех своих диких поступках (всепьянейшие соборы и т. д.) он был по-своему глубоко верующим человеком и не хотел в данном случае пятнать себя откровенной ложью и так использовать веру. Однако, Петр также отчасти определял и символическую программу службы и то, что он не дозволял явно, на вербально-логическом уровне, он разрешал делать образными средствами. В том же самом письме к арх. Феофилакту Лопатинскому он пишет: «А кажется прилично, вместо сего взять слова Голиафа гордые к Давиду, а от Давида уповательные на Бога». В данном случае, sapienti sat: сравнение Карла XII с языческим богатырем Голиафом, хулившим Истинного Бога (1 Царств.17, 4-10, 26), а Петра с кротким и благочестивым Давидом, будущим помазанником Божиим, победившим Голиафа практически без оружия, силою Божией (1 Царств, 17, 42-51) говорило само за себя и ясно обозначало ситуацию священной войны для человека хоть что-то слышавшего о Священном Писании.
Вероятно, образы Давида и Голиафа были навеяны царю проповедью Феофана Прокоповича «Слово похвальное о преславной на войсками свейскими победе, пресветлейшему Государю Царю и Великому Князю Петру Алексиевичу…, в лето господне 1709 месяца июня дня 27 Богом дарованной: «И сотворися победа, подобная Давидовой над гордым филистимляном победе. Якоже бо Давид иногда, силою вышняго подкрепленный, поразив во главу Голиафа, исторже из руку его меч его и темжде обезглави его, тако и российское воинство, поразивши самаго короля свейского, сие есть самую главу новаго сего Голиафа, супостата нашего, исторже от руку его толь славное и всем народам страшное оружие»[95]. Феофилакт внял царской просьбе и образы Давида и Голиафа заняли свое достойное место в службе в честь Полтавской баталии:
Однако, Феофилакт по большому счету игнорировал царское мнение относительно войны за веру. По большому счету, для него война со Швецией – апокалиптическая брань с диаволом:
Феофилакт Лопатинский в этой службе ярко выражает свой антипротестантский настрой и, несмотря на неодобрение царя, проводит мысль о войне со Швецией как о своеобразном крестовом походе. В высшей степени характерна стихира на литии 4 гласа: