— Говоря про пулемёт, ты сказал «мы». До того были у тебя одни: «я», «мне», «меня».

— И не продолжайте, товарищ, — ответил Бекас, по новой макая баранку в сгущённое молоко, — я понял. «Мы» — это символ вашей веры.

— Можно и так сказать.

— Вашей, но не моей. — Бекас облизнул сгущенку со своих пальцев.

— Ну, и я уже поняла. Можешь и ты не продолжать.

Бекас все еще рассматривал свои пальцы, качнул головой.

— Однако… — он прервался.

— Что, однако?

— Однако, — продолжил Бекас, как бы между прочим, показал себе на плечо, — от очередной звездочки и от персонального ордена за заслуги, не откажешься, если дело выгорит наше.

Бекас сделал сильное ударение на слове «наше».

— Ну, а с чего бы мне отказаться? — сказала она и тоже взяла баранку, макнула в сгущенку.

— Да, я вот и говорю — со всех сторон у тебя гладко выходит, старший лейтенант.

— Что ж, я рада, что в конце концов, мы окончательно перешли на «ты». — проигнорировала Валентина его выпад.

В кухню вошла Ленка-Дурочка и сразу направилась к Валентине. Ленка подошла к ней без всякого стеснения провела рукой по ее кожаной куртке, по ее волосам, сказала: «красивая» и прижалась к ней, как к новой игрушке, которую получают дети в подарок. Из-за дверного косяка медленно выплыл протодьякон Егорыч.

— Здравствуйте, — сказал он и вежливо поклонился обоим по очереди и Бекасу, и Валентине, не входя.

— Извини, Егорыч, мы тут у тебя, как бы по-свойски, по-соседски. — сказал Бекас.

— Сидите, сидите! Ничего, ничего! Сидите, сидите! Пойду Пирата поищу. Куда его бес понес, старого?

Егорыч, так же медленно, как и появился, скрылся за дверным косяком.

Валентина одним пальцем нажала улыбающейся Ленке-Дурочке на нос и изобразила звук дверного звонка: «Дзинь!»

Егорыч нашел алабая Пирата в дальней разрушенной части коровника. Пес завилял хвостом, прижимая голову к земле, подошел к Егорычу, заглядывая в глаза хозяину, извиняясь. По прижатым ушам и положению его головы было видно, что ему стыдно пред хозяином за то, что он, сторожевой пес, так испугался и не защитил территорию от произошедшего только что нашествия чужих.