А ведь буквально несколько дней назад мы с ним вскользь познакомились на крыльце редакции. Кто и что он — я не пытала (околополитический, наверное, рыцарь бесконечного нашего «круглого стола»), поболтали ни о чём и разошлись. Однако тот «он» был невысокий, весь какой-то тусклый и прочерневший. «Чёрный человек», — мысленно хмыкнула я, и забыла.

И вот. Теперь передо мной стоял совершенно другой «он»: принц на литературном коне, будущий великий русский писатель — да-да, именно такой силы было его сияние и ощущение в пространстве. И в этой толпе, что ему по пояс, и в этом зале, потолок которого и стены будто растворились, потеряли очертания, дымясь…

Да простят меня все причастные, а, может, и согласятся.

И преображение это до сих пор удивляет меня — словно износил человек одну свою жизнь до предела, окунулся в источник святой, проспался и явился в жизнь новую. Со всем нажитым, разумеется.

И сорвало — понеслось.

Дня через три вышла «Биржа» с моей заметкой о книге Захара. И он не затруднился, позвонил в редакцию и даже застал меня, которую редко кто мог застать, и засвидетельствовал. И тут я впервые узнала, что такое настоящий журналистский дар: умение, оказывается, писать о том, о чём не имеешь ни малейшего…

— Нет, не издеваюсь. А что вы сейчас читаете? — без особых переходов неслось следом из трубки и улыбалось. — А давайте на «ты», а что ты слушаешь, о чём пишешь, кому, а тебе? Кундера, Милан? — по-моему, он слишком прост для тебя; БГ тишит? — хм, согласен, бывает; принципиально аполитична? — славно, а мы вот на выборы идём, и против нас тут…

Всего, казалось бы, несколько простых вопросов-ответов, короткими очередями, в столбик — и вот уже, с лёгкой подачи Евгения Николаевича, Захара, в мою жизнь входит целая армия нечитанных, неслышанных, невиданных — писателей, поэтов, музыкантов, художников. Леонов, Лимонов, Газданов, Рыжий, Кабанов, Проханов, Коровин, Серебрякова, Коржев, Алмонд, Кашин, и ещё, ещё, ещё…

Захар до одури заражал прекрасным — и прицельно, и походя, ненароком. Он весь напитан этим, он проводник и носитель, и с детства, похоже, один не ходит даже в баню — всегда со спецназом русских творцов, да и нерусских тоже…

Через год Захар презентовал в Нижнем Новгороде вторую книгу — только теперь в крутом литературном кафе «Безухов», и с целым десантом издателей «Ад Маргинем». И целый Александр Андреевич Проханов представлял его новый роман «Санькя».

И как Державин, благословлял «этого кудрявого юношу». И говорил, «что Прилепин выживет. Он обрастёт шерстью, он покроется щетиной такой жёсткой, грязной, седоватой, щетиной, которой покрываются бронтозавры или дикобразы в период перехода из одного периода каменного в другой. И он выживет, и он будет творить»…

А Захар, чуть дослушав, мчался дальше и дальше — преумножая красоту и силу России, во имя русское в мире. Растрачивая и не жалея себя и свои жизни… Дай Бог, чтоб не все ещё износил.

Да, главное-то забыла! Меня всегда зачаровывали люди, способные с лёгкостью делать любую работу, даже дико сложную. Когда, как — какая вам разница, просто — раз, щёлк — и готово, принимайте! И при этом не ныть, как было тяжко (а оно так, скорее всего, и было!), а лишь потирать руки и лукаво похохатывать: «Как я вас всех!..»

И это как раз про Захара — более яркого примера я не знаю. Думаю, и не узнаю.

И пока я тут вдохновенно стругаю одну зарисовку — он наверняка написал уже полкниги.