— Здравствуйте, мадемуазель Рашид, — поздоровался с ней полицейский и помог уложить чемодан в багажник.

— Здравствуйте, месье, — замерев на несколько секунд, не сразу осознав, что обращаются именно к ней, с опозданием поприветствовала девушка в ответ.

Когда они сели в машину, она смотрела на все еще стоящего во дворе приюта Жака. Автомобиль тронулся, и, увидев, что парень машет, тоже медленно подняла руку в ответ. Машина выехала на шоссе, оставляя приют и все прошлое позади.

— Ваши отец и дядя будут ждать нас в аэропорту.

— Он мне не дядя, — ответила ему девушка. — Он дядя моей матери.

Но поняла, что это звучит грубо, и, опустив голову, она пробормотала:

— Извините.

— Ничего, все хорошо, — бросив на девушку короткий взгляд, ответил мужчина.

Лефевр понимал, что ей сейчас нелегко. Хадижа Рашид отправлялась в родной дом, к своей семье, но на самом деле и то, и другое для нее является чужим и незнакомым. Все еще осложнялось тем, что она попадет не только в чужую страну, но и в чужую культуру. Насколько он мог судить со стороны, ислам — это та религия и законы жизни, где женщинам позволено не слишком много, а девушек возраста мадмуазель Рашид принято уже выдавать замуж. Успокаивало лишь то, что, похоже, месье Рашид действительно любит свою дочь и не сделает ничего против ее воли, но лучше бы ей все вспомнить поскорей.

Машина доехала до аэропорта, и месье Лефевр, проводив Хадижу и вручив ее отцу и дяде Али, распрощался с гостями.

Регистрация была пройдена, и оставалось лишь ждать объявления о посадке. Девушка рассматривала людей, проходящих мимо. Первые из них прилетели, вторые, как и она, улетали, а третьи встречали родных и близких. Эти яркие эмоции: радость от встречи, и печали от расставания, так бросались в глаза, что скорее на автомате, чем осознанно, она достала блокнот и простой карандаш.

— Хадижа? Хадижа?!

Она не сразу осознала, что зовут ее, и только когда обращающийся к ней дядя Али оказался совсем близко, растерянно взглянула на мужчину.

— Не хочешь чего-нибудь? — спросил он.

— Нет. Спасибо.

Сид Али сел рядом.

Повисло молчание. Зое чувствовала себя неловко под внимательным взглядом новообретенного родственника. Ей казалось, что он смотрит не сколько на нее, сколько куда-то вглубь, видя насквозь все ее страхи и сомнения, а может, он погружен в какие-то свои мысли. Еще девушка ругала себя за то, что не отозвалась сразу. Имя Хадижа было для нее чужим, но она понимала, что называть ее Зое там, куда они прилетят, никто не станет. Нужно было привыкать.

Карандаш начал сам выводить узорчатые буквы нового-старого имени, окружая их силуэтами птиц и цветов. Девушка так увлеклась, выстраивая композицию, что вздрогнула, услышав вопрос:

— Ты любишь рисовать?

— Пожалуй да, — пожала плечами Зое. — Когда меня привезли в приют, я чувствовала себя потерянной. Все смотрели на меня, как на «восьмое чудо света». Несмотря на запрет воспитателей, задавали множество вопросов о родителях, о том, что я не могла вспомнить. Это пугало и действовало на нервы, и я начала прятаться, а спрятавшись, чтобы не скучать, рисовала.