— Ты очень необычный ребёнок, слухи оказались правдивы, — князь-епископ подал знак и к нему подошёл служка с десятком листов бумаги. — Заседание коллегии епископов открыто. Первый вопрос, который мы рассмотрим, заключается в установлении наличия или отсутствия происков диавола в рождении и дальнейших действиях Карла Петера Ульриха…

Таргус закатил глаза, но сдержался от комментариев.

После длинного зачитывания замеченных святошей Ламбертом странностей, которые включали в себя довольно раннее обретение способности к речи, причём не к хохдойчу, как можно было бы ожидать, а чистой латыни на недоступном никому уровне (3), общую нелюдимость, резкость в общении со всеми, обзывание некоторых придворных «немытыми германцами», а также необычную для детей его возраста любовь к военному делу и, разумеется, огромное, неестественное влияние на своего отца, дали слово Таргусу.

— И где здесь происки диавола? — спросил он на латыни. — Уважаемые Ваши Преосвященства, вы видите здесь что-нибудь, что может навредить «промыслу божьему»?

— Мне непонятна большая часть слов, которые он сказал… — шёпотом произнёс один из епископов, склонившись к другому.

Повисла неловкая пауза. Никто его не понял.

Святошу Ламберта тоже большей частью ставили в тупик длинные фразы Таргуса. В таких случаях он записывал всё в свой сокровенный дневничок и, по подозрениям Таргуса, потом переводил с помощью словарей в церковной библиотеке. Поэтому, если Таргус хотел, чтобы святоша его понял, то использовал «народную» латынь, которой, конечно же, владел, но не особо любил. Если растёшь на фамильной вилле в Тоскане, хочешь не хочешь освоишь язык сельских ребят.

— Изъяснитесь более подробно, — нашёл устраивающую всех формулировку князь-епископ.

— Я говорю, чё типа не вижу никаких типа происков диавола, — ответил Таргус на «народной» латыни. — Уважаемые Ваши Преосвященства, тут и ежу понятно, что нет никакого вреда «промыслу божьему»! Ну чё я такого сделал-то, а? Бате помогаю, армию собираю для безопасности чисто, чё в этом такого-то?

Теперь его поняли многие, но по-прежнему не все. Некоторые, даже являясь епископами, так и не освоили латынь и сидели с умными лицами. Но главное, его понял князь-епископ.

— Происки диавола могут ждать нас где угодно… — хмыкнул он. — Даже в самых безобидных вещах может быть какой-то злокозненный план.

— А, так, значит? — нахмурился Таргус. — Тогда такая безобидная вещь как собрание епископов — тоже может быть частью какого-то злокозненного плана диавола? Это очень удобная позиция. Тогда получается, что то, что вы отвлекаете меня от очень важных дел, тоже может быть происками диавола?

Видно, что они готовились к беседе с очень умным, но ребёнком.

— Мы более опытны в вопросе выявления происков диавола, — нашёлся князь-епископ.

— Специализируетесь на этом, да? — усмехнулся Таргус. — По пятьдесят заговоров в день, но по сорок в воскресенье, ибо выходной?

— Издеваешься над нами? — приподнялся князь-епископ.

— Нисколечко, — с невинной улыбкой ответил Таргус, а глаза его говорили, что да, издевается. — Так к чему эта беседа? Ничего существенного на меня нет, Ламберт, конечно, ходил везде за мной месяцами, записывал всё, но я-то знаю, что ничего предосудительного не совершал, но не в силу немочи, а в силу нежелания. Есть ещё какие-то вопросы?

— Промзона, — произнёс второй князь-епископ что у него на уме, а затем вспомнил, что не представился. — Меня зовут Карлом фон Плиттерсдорфом, я являюсь князем-епископом Корви.

Насколько припоминал Таргус, в Японии не доверяют людям, которые скрывают своё лицо, а в Европе людям, которые скрывают своё имя.

— Это секретная информация, затрагивающая интересы герцогства и герцога, Его Светлости Карла Фридриха Шлезвиг-Гольштей-Готторпского, — с каменным лицом произнёс Таргус. — Не имею права раскрывать никаких деталей, кроме тех, которые общеизвестны и доступны из любых открытых источников. К сожалению для меня, ничем не могу помочь.