Она почувствовала, что он ее дразнит.

— Думаешь, идея того стоит?

— У меня только один вопрос: мне обязательно будет каждый раз надевать смокинг на все эти «мероприятия»?

Она тихо засмеялась, но потом погрустнела:

— Это ведь просто идея. Если делать так, как я это себе представляю, понадобится много денег.

— Ну, я ведь тоже не перекати-поле. Мы найдем инвесторов, деньги отыщутся. — Он поправил ей прядь. За эти месяцы волосы натурального цвета уже отросли до подбородка. — Какие еще найдутся возражения против того, чтобы стать моей женой?

— Твои друзья и родственники.

— Они тебе не нравятся?

— Дункан, брось шутить.

— Ладно. Прости. Так что там с моими родственниками и друзьями?

— Им придется постоянно общаться со мной. Как они к этому отнесутся?

— Знаешь, ты убедила Диди отказаться от «химии» и начать выщипывать брови. Это, черт побери, серьезно. А вся мужская часть нашего полицейского департамента за моей спиной называет меня счастливчиком и по-черному завидует.

— Тому, что ты свяжешь свою жизнь с официанткой из стрип-клуба?

— Тому, что меня любит женщина, которая не побоялась встретиться с Савичем один на один. Поверь мне, в моем присутствии никто не рискнет даже пикнуть о нас с тобой. Но и в присутствии Диди они боятся распускать языки. А если кто не боится, то он мне не друг и его мнение для меня ничего не значит.

— Зато мнение родителей для тебя кое-что значит. Ты любишь их. Они любят тебя. — Она отвернулась. — Я стану для них кошмаром.

— Ты права, — вздохнул он. — Мама ужасно нервничает. Кажется, она впервые так из-за меня расстроилась. — Он взял ее за подбородок и повернул к себе лицо. — Я им сегодня звонил. Сказал, что завтра мы приедем ужинать. Мама пришла в ярость, что я не предупредил ее заранее. Оказывается, она хотела перекрасить гостиную, прежде чем я впервые приведу тебя в родной дом.

— В родной дом? — Ее глаза заблестели такой ребяческой надеждой, что у него сердце заныло от любви. Всю свою жизнь он принимал как должное, что те, кто заботится о нем, любят его бескорыстно. Она никогда не знала этого счастья. Ничего, его любви хватит на то, чтобы это восполнить. И даже больше. — Они не осуждают меня за то, что я сделала?

— Они умеют прощать, — улыбнулся он. Потом, уже посерьезнев, погладил ее по щеке. — Да и за что тебя прощать, Элиза? В чем твоя вина? Зло — это Савич. Злом был Като Лэрд. Не ты.

Когда он замолчал, ее глаза блестели от слез. Она обняла его, прижалась губами к его губам, прошептала:

— Я люблю тебя, Дункан. Люблю всей душой, всем сердцем. Люблю тебя. Люблю тебя.