– Ну вот, – сказал я с горьким оптимизмом, – привыкаете к масштабам. А я еще не сказал, что земля круглая, а Луна от нас даже дальше, чем Армландия.

Он пробормотал:

– Уже голова кругом, и облегчение такое в мыслях, что даже и не знаю… Башни Магов потом, говорите?.. И тоже как бы лехко?

– Там просто кучи камней, – напомнил я. – Хоть и пропитанных магией так, что просто течет, как из свежего творога. Правда, это видят только маги. А они сами сейчас в пещерах каменных, где не счесть алмазов… Вылезут, а тут ку-ку, нет домиков, мыши съели.

Он сказал с суровым вздохом:

– Маги… Магья мелочь гибнет, но Великие уцелевают. Они и пещеры готовят заранее, и запасы, а оттуда сами пробивают наверх прямые дороги, а не ищут трещины и разломы.

Норберт заметил коротко:

– Это серьезные противники. Несмотря на браваду нашей Багровой Звездности.

Альбрехт повел в мою сторону очень серьезными глазами.

– Пойдемте, – сказал он, – дадим лорду помыслить. Что-то хмур, не к добру.

Каспар сказал поспешно:

– Да-да, пока не убагровозвездил.

Я выждал, когда утопают, гремя металлом доспехов и оружием, сказал тихонько:

– Маркус… ты уже запомнил, что Маркус – это ты?.. Пора нам с тобой научиться делать двери. Это так просто. Да и сквозняков не будет, тебе же лучше… Интеллигенты простуживаются чаще, а мы с тобой они самые, тонкие и ранимые. Я даже стихи пробовал писать. Давно, правда.

Пока я усиленно представлял, что такое двери и зачем они вообще, за спиной неприятно хлюпнуло. Я в испуге обернулся: стены выгнулись, двинулись навстречу одна другой. Арочный вход в виде огромной замочной скважины сузился, превратился в щель, а потом и вовсе исчез.

Я подошел ближе, с сильно бьющимся сердцем потрогал стену, все еще холодная, но уже не так уж, сказал как можно более ласково:

– Хорошо, хорошо… хорошая собачка!.. А теперь раздвинь, как было.

С минуту ничего не происходило, внутри похолодело, это же заперт в чреве этого чудища, однако щель все же появилась, возник даже проход, только намного меньше, уже не до исчезающего в темноте свода, да и вширь для двоих плечом к плечу, а слон с паланкином уже не пройдет.

– Великолепно, – сказал я, сам ощутил, как из меня хлынула горячая волна благодарности и удовольствия, на что больше всего реагирует Маркус. – Очень хорошо!..

Ответа не получил, только нечто неуловимо легкое коснулось, словно колебание теплого воздуха, это Маркус так реагирует, когда понимает своего симбионта.