Прибыв в родной город, «Рита» повела себя совсем не по-шпионски. Она не шастала на Октябрьскую гору, где стояли радары, обращенные параболоидами антенн к нашим южным рубежам, не шлялась вокруг пусковой шахты, на дне которой, словно гигантская заноза, торчала ракета «Сатана», готовая за считаные минуты обратить в прах какой-нибудь там Амстердам и еще пол-Голландии в придачу, не пыталась обзаводиться связями в местных научных кругах, не скупала в книжных киосках открытых источников по экономике региона, а целыми днями сидела дома. Лишь перед вечером выходила в скверик с книгой. Разработка текла вяло. Но памятуя о том, что шпион иногда неделями водит контрразведку за нос ради одной моментальной встречи или короткой тайниковой операции, мы продолжали внимательно наблюдать за «Ритой».

Хотел ли Лагутин увидеть Лельку? Может, и хотел, да боялся этого. Анализ сводок наружного наблюдения показал, что именно «Рита» явилась инициатором их встречи. Она подкараулила Лагутина в скверике, когда он вышел из подъезда, где была квартира его родителей и где когда-то жил он сам. Подкараулила и пошла ему наперерез. Что оставалось делать Лагутину? Самым правильным было бы поболтать с ней пару минут и, сославшись на занятость по работе, уйти. Но ему очень не хотелось уходить. Прошлое враз всколыхнуло и взбаламутило всю его душу. Показалось, что новая Лелька куда красивее той, прежней. Да так оно и было. Тощая девчонка превратилась в светскую даму, элегантную и обольстительную. В свои тридцать три года она выглядела лет на двадцать пять. Она изменила прическу: собрала волосы сзади в тугой узел, и Лагутин впервые заметил, какая у Лельки изящная посадка головы и какая красивая у нее шея. Лелька мгновенно прочла в глазах Лагутина все его мысли. Она звонко рассмеялась и похвасталась:

– У меня еще и профиль Нефертити. Взгляни-ка!

Он взглянул на Лельку сбоку и убедился, что она не врет.

Тут она взяла его под руку и предложила прогуляться по проспекту.

– В кои веки еще встретимся. Повспоминаем?!

Краем глаза он видел плетущихся за ними топальщиков – сотрудников службы наружного наблюдения и прикидывал в уме, что получит за это прогуливание – строгача или служебное несоответствие. Когда в ресторане его собственный агент, заговорщически подмигнув ему, положил перед ними хорошо знакомое меню-камуфляж, он понял, что руководство управления посылает ему «черную метку»: либо ты немедленно оставишь «Риту» в покое, либо пеняй на себя.

Он проводил Лельку домой, и она позвала его на чашку кофе. Он знал, что Лелькина квартира под техникой и что там не то что каждое слово, каждый шорох ложится на магнитную ленту, но тем не менее зашел. Он был будто под гипнозом. Лелька захлопнула входную дверь и, как много лет назад, сказала:

– Дома никого нет.

Потом повернулась к нему лицом, расстегнула блузку, сдернула и отшвырнула лифчик.

– А теперь целуй меня!

Он молча подхватил ее на руки и понес к тахте.

Через час Лагутин ушел от Лельки. На лестничной площадке у ее квартиры они обменялись фразами, содержание которых было интересно только им.

– Почему твои волосы пахнут теперь другими цветами? – спросил он.

– Тогда я полоскала их в бабушкиных настоях из трав, – ответила она, – а бабушки давно нет.

Он отправился на службу, прямиком в группу кадров – писать покаянную объяснительную.

А еще через час «Рита» вышла из дома и опустила в ближайший почтовый ящик письмо, которое тут же было изъято и доставлено нам…

Перед вечером Почтмейстер заглянул ко мне с новой «клубничкой». Это было коротенькое заявление некоей гражданки Востриковой, адресованное начальнику областной милиции. «Гражданин начальник! – писала Вострикова. – Вчера, 16 августа 1968 года, в 9 часов вечера мой сын Василий, 15 лет, проходил мимо дома нашего соседа Гасана Мамедова, который в это время стоял пьяный у своих ворот. Мамедов затащил моего сына к себе во двор и там учинил ему насилие через задний проход. Прошу, чтоб такое больше не повторялось. Заранее благодарная вам Анна Вострикова».

– Так, – резюмировал я. – Значит, гнусное насилие над жопой Василия.

Почтмейстер захихикал.