Возможно, Рома тоже размышлял о том, как хоть немного снизить напряжение между нами. Потому что внезапно за ужином на просторной кухне задал вопрос:

— Ты ничего обо мне не спрашиваешь, так как думаешь, будто все знаешь, не так ли?

Я прожевала кусок жареной курицы и запила чаем.

— Ты тоже. Мартин много обо мне говорил?

— Не особо.

— А что говорил?

Сразу отвечать Рома, видимо, не собирался. Его вилка застыла в тарелке с картошкой-фри, а взгляд переместился на неоткрытую коробку с пиццей. Не теряя времени в ожидании ответа, я потянулась к нетронутому салату.

— Говорил, что сильно любит.

Кусочек огурца едва не застрял в горле.

— Лгал, — произнесла с набитым ртом. Рома покачал головой и принялся за еду. Я поспешила все дожевать, запивая большими глотками чая. — Когда любят, жизнь не калечат.

— Без понятия, — ухмыльнулся Рома. — Спорить с тобой не буду. Серьезные чувства — это не ко мне. В этом я не профи.

— Никого еще не любил?

— И не собираюсь. Наблюдая за друзьями, у которых крыша едет от девчонок, отпадает всякое желание.

От равнодушных слов стало как-то грустно на душе. Я уже утомилась гасить надежду, которая отчаянно верила в то, что с Ромой у меня что-то да получится, а теперь она мгновенно зачахла.

Но с другой стороны, это значит, что у Ромы свободное сердце.

— Ты просто боишься, — сказала я, пряча улыбку за чашкой чая. — Боишься того, что какая-то девчонка вскружит голову настолько сильно, что станет важнее всего остального в жизни.

— Не умничай, малая. — Рома открыл коробку с пиццей, сложил два треугольника в один и, перед тем, как откусить огромный кусок, буркнул: — Тоже мне, психолог.

— Я попала в точку!

Не спеша прожевав откушенную часть пиццы, Рома отложил свой «бутерброд» и отобрал у меня тарелку с салатом. Невозмутимое выражение лица говорило о том, что мои слова не произвели на него никакого впечатления.

Рома от души припорошил салат черным перцем и затем тщательно перемешал почерневшие кусочки помидоров и огурцов.