Завтра они опять договорились встретиться. Андрей пообещал поближе познакомить их с Машкой. Для начала они с ребятами, конечно, снова зайдут в «Посейдон», где посидят по-своему, по-мужски. Коктейли пообещал поставить Денис, а Эдик гарантировал хорошее курево. Андрею очень понравились их обещания. Сразу видно настоящих товарищей, которые не собираются вечно пить и курить на халяву, то есть за его счет. Они за справедливость. Он, Андрей, и так уже вытащил из родительского ящика столько денег, что они того и гляди хватятся.
После «Посейдона» они встретятся с Машей. Андрей их познакомит, и всей компанией они отправятся в парк, где в крытой беседке, практически на свежем воздухе, проходит что-то вроде молодежных дискотек. Танцплощадка, куда они пойдут, имеет такие огромные размеры и столь низкие бортики, что на местном лексиконе это необыкновенное сооружение все называют «Сковородкой».
Маша не горела желанием близко знакомиться с Диней и Эдиком, но Андрей в конце концов ее уговорил, расписав в красках, какие они отличные ребята.
В «Посейдоне» Диня поставил уже не коктейли, а бутылку коньяка. Когда Немоляев заказал коньяк, Андрей был уверен, что им его не продадут по причине явно выраженного малолетства, но бармен поставил на стойку бутылку со знаменитыми звездочками не моргнув глазом.
Коньяк Андрею не понравился, потому что был горьким и обжигающим, но он пил, не морщась, чтобы новые друзья не посчитали его слабаком. Он делал вид, что с удовольствием курит маленькие сигарки «Аль Капоне», которые выложил на столик Эдик в общее пользование. На самом деле эти «Аль Капоне» были Андрею так же противны, как собственные «Житан» и «Петр», с которого он начинал. Надо же, какие препятствия надо преодолевать на пути к приобретению ярко выраженной мужественности и общественного признания!
Когда бутылка коньяка опустела, Андрей взглянул на жизнь вокруг по-новому. Краски стали ярче, но контуры предметов как-то странно смазались. Его глазам почему-то вдруг стало не хватать резкости. Корзун щурился и тер глаза кулаками, но резкости все равно не прибавлялось. К тому же люди почему-то чересчур мельтешили, не стояли на местах, дергались и очень походили на героев диснеевских мультиков. Сначала это рассердило Андрея: сколько можно подражать американцам? Ну никакой национальной гордости! Потом ему стало смешно. Он охотно посидел бы в баре еще, наблюдая за этими уморительными людишками, но пора уже было встречаться с Машей и идти, как договаривались, на «Сковородку».
Маша тоже оказалась очень смешной. Она зачем-то морщилась, отворачивала лицо и не хотела идти в парк на дискотеку. Она и Андрею пыталась запретить идти на «Сковородку». Это уже было не смешно, а неслыханно. Это возмутило Андрея до глубины души. Что она себе позволяет? Он только-только подружился с такими классными ребятами, а она смеет устраивать ему какие-то препятствия. Андрей хотел поставить ее на место, но Денис с Эдиком начали уговаривать Машу не сердиться и сделать им честь потанцевать с каждым из них хотя бы по одному разочку. Рассерженный на девушку Андрей хотел сказать, что не велика честь, что ею вполне можно и пренебречь, но Маша вдруг неожиданно согласилась.
Поскольку Корзун слабовато держался на ногах, Денис с Эдиком усадили его на скамейку возле «Сковородки», дали в руки какую-то банку, вроде пивной, сигарету, а сами пошли танцевать с Машей. Девушка порывалась остаться на скамейке с Андреем, но он, как ему показалось, очень строго погрозил ей пальцем и велел не обижать его лучших друзей.
Маша смерила Андрея взглядом, который ему опять не понравился. Но потом она все-таки зашла за ограду «Сковородки» вместе с Денисом и Эдиком, и Корзун подумал, что девушка у него хорошая. Послушная. Андрей посмотрел на врученную ему банку и порадовался, что она уже открыта, потому что одна рука у него была занята как раз этой самой банкой, другая – сигаретой, а третьей руки, чтобы открывать всякие банки, у него не имелось. Пойло оказалось отвратительным, гораздо хуже коньяка, но Андрей посчитал, что обязан выпить до дна, чтобы потом отчитаться перед друзьями. Сигарета воняла каким-то гнилым сеном. Наверно, у ребят кончились деньги, и они купили в первом же попавшемся ларьке первую же попавшуюся дешевую хрень.
В конце концов Андрея пригвоздило к скамейке так, что он не мог шевельнуть ни рукой ни ногой. Возможно, он отключился бы прямо возле «Сковородки», но из глубин одурманенного мозга вдруг неожиданно выползла непонятная тревога. Андрей сначала никак не мог понять, что его беспокоит и не дает погрузиться в вязкий кисель, окруживший со всех сторон тело и дошедший почти до самого горла. Он мотнул головой, и из сознания выплеснулось: «Маша! Где Маша?» Цепляясь за это имя, как за спасательный круг, Андрей, пошатываясь, встал со скамейки и осторожно ощупал одной ногой почву перед собой. Она была неустойчивая и засасывающая, как трясина, но идти все равно надо… Куда-то подевалась Маша. Придется ее искать. Вот такие пироги!
Андрей тяжело пошагал к «Сковородке», как человек, научившийся ходить только два дня назад. Он тянул ногу и хотел поставить ее на место, кажущееся твердым и незыблемым, но нога промахивалась, и он каждый раз попадал на трясущиеся студнем островки дорожки. Корзуна шатало и болтало. Он с трудом держал тело вертикально. Иногда ему хотелось опуститься на колени и поползти, но он боялся, что, передвигаясь таким образом, проглядит Машу.
Сначала фейс-контроль не хотел пропускать его на танцплощадку, но Корзун сунул в руки одному из молодых парней в милицейской форме все деньги, которые опять, не считая, стянул у родителей. Парни несказанно обрадовались его пьяной щедрости и пропустили туда, куда он так рвался, посмеиваясь и бросая в его адрес шуточки и двусмысленные непристойности.
Андрей, как сомнамбула, обошел площадку, протискиваясь между танцующими и получая от них заслуженные тычки, пинки, затрещины и трехэтажную матерщину. Сознание Корзуна ежесекундно намеревалось ускользнуть, но вопрос «Где Маша?» продолжал удерживать его тело все в том же, таком тяжелом для него сейчас, вертикальном положении, заставлял перебирать ногами и вглядываться в девичьи лица. Они, эти лица, плавали у него перед глазами отдельно от тел и были искаженными и странными: то с орлиными носами, то с маленькими свинячьими глазками. Особенно отвратительными были губы, блестящие, мокрые и, как казалось Андрею, ненасытные. Среди этих ужасных образин, от которых он уже не чаял избавиться, Маши не было. Дениса с Эдиком тоже, иначе они его обязательно окликнули бы. Друзья все-таки!
Андрей вывалился со «Сковородки» в парк опять под смех и плоские шуточки парней, осуществляющих фейс-контроль.
– Эй ты, миллионер недоделанный, нашел свою деваху? – участливо крикнул ему один из них, очевидно, самый добрый.
– Н-не… – помотал головой Корзун и чуть не свалился в кусты, которые вдруг непостижимым образом приблизились к его глазам. Он так и не понял, что тот самый участливый милиционер задержал его за куртку от падения, вывел на дорожку и тут же утратил к нему интерес.
Было уже довольно темно. Во все стороны от танцплощадки в глубину парка и на выход из него тянулись дорожки. Та дорожка, которая вела к выходу, была самой широкой и лучше всех освещенной. Андрею очень хотелось пойти по ней домой, потому что с телом и сознанием творилось что-то совершенно невероятное, никогда еще не изведанное и очень-очень гадкое. Но он не мог уйти без Маши, один.
Андрей постоял, покачиваясь, возле «Сковородки», выбирая дорожку, и выбрал именно ту, которая одна и была ему нужна. Можно, конечно, думать, что его выбор был случаен или что ему повезло, но, размышляя над всем случившимся после, Андрей решил: его привела к Маше любовь.
Корзун довольно долго брел в глубину парка, сбиваясь с дорожки в кусты и выбредая на нее снова, пока не уткнулся в стену заброшенного общественного туалета. Он уткнулся лбом в холодные кирпичи, чтобы передохнуть, и тут же услышал за стеной сдавленный крик. Маша! Сознание сделалось почти ясным. Андрей начал обходить туалет, ощупывая руками стены, пока не добрался до двери. У нее не оказалось ручки. Открыть ее никак не получалось, но именно за ней и была Маша. Андрей уже четко слышал ее крики и мужскую матерщину.
– Маша! Я здесь! Я щас! – прошептал Андрей, хотя ему казалось, что он это громко и очень отчетливо выкрикнул.