– Я дело говорю! – ответил он. – Надо срочно Андрюху переориентировать! Знаешь, у нашего юриста есть дочка! Ксюха! Хорошенькая – страсть! Надо Андрея с ней познакомить! И чем скорее, тем лучше!
Валентин с сосредоточенным лицом вышел из кухни, отказавшись от второго, а Катя стала вспоминать, как месяц назад Андрей явился домой очень поздно и совершенно в непотребном состоянии. Он тоже отказался от любимого пюре с котлетами, лег на свою тахту, очень громко и страшно фальшиво спел песню Высоцкого «Если друг оказался вдруг и не друг и не враг, а так…» и почти сразу забылся тяжелым неспокойным сном. Он без конца просыпался, порывался куда-то идти, что-то бессвязно бормотал и отвратительно сквернословил. Часа в три ночи сын наконец угомонился, и измученные родители тоже смогли чуть-чуть подремать перед работой, просыпаясь и дергаясь от каждого его резкого крика.
Следующим вечером Андрей явился домой еще позже, чем накануне, и в состоянии уже абсолютно невменяемом. Он ничком рухнул на пол прямо в коридоре, и было непонятно, как он вообще дошел до квартиры и как умудрился открыть ключом дверь.
Катя с Валентином в четыре руки перетащили сына на тахту, и на этот раз их бдение у дверей его комнаты продолжалось до самого утра. Утром ни о какой школе не могло идти речи. Андрей совершенно не протрезвел. Родителям показалось, что его состояние к утру стало гораздо хуже, чем в тот момент, когда он ночью явился домой.
Валентин вызвал к сыну врача из наркологического центра. Явилась бригада специалистов по прерыванию запоев на дому. В Андрея вогнали содержимое огромной капельницы с дьявольской смесью препаратов, и он заснул мертвым сном почти на сутки. Молодой симпатичный врач посоветовал родителям привести к ним в центр очнувшегося сына, но, придя в себя, Андрей от этого наотрез отказался. Так же наотрез он отказался объяснять Кате с Валентином, что с ним произошло.
Катя потрясла перед его носом объемистой миской, в которую были свалены ампулы и бутылочки от лекарств, которые пришлось ему ввести в вену, но почему-то большого впечатления на Андрея они не произвели.
– Я же сказал: этого больше не повторится, – угрюмо бросил он, и больше ни одного слова родители не сумели из него вытянуть.
Теперь Катя жалела, что рассказала об этом Вере. Слишком уж она тогда была переполнена этим неординарным событием. Ей хотелось участия и сочувствия. В тот момент подруга в полной мере предоставила ей и сочувствие и участие, но теперь препятствовала встречам детей. А Машка Кудрявцева Кате нравилась. Девушка не была красавицей. Она была высокой, в родителей, но все равно трогательной: худенькой, прозрачной, с огромными и очень темными очами, в отличие от Веры, глаза которой напоминали по цвету прозрачный медовый янтарь. Маша больше походила на отца – яркого темноглазого брюнета Славу.
Восемнадцать Андрею будет только через год, да и Машке – тоже, спустя месяц после него. Жениться, конечно, рановато, но она, Катя, ничего не имела бы против, если бы дети приняли такое решение. С Машей Кудрявцевой ее сын будет счастлив. И никаких посторонних Ксюх им и на дух не надо!
– Они будут встречаться только через мой труп! – сказала Вера и взялась за голубые пижамные брючки.
Слава залюбовался ее сильным розовым телом, улыбнулся и сказал совершенно невпопад:
– Я никогда не понимал, зачем женщинам ночью нужны пижамы? Ночные рубашки – еще куда ни шло, но пижамы – это же настоящее извращение! – И он потянул на себя брючки жены.
Вера от неожиданности выпустила их из рук и осталась стоять перед ним обнаженной, но сосредоточенной совершенно не на том, на чем ему хотелось бы.
– Ты слышал, что я тебе сказала? – спросила Вера.
– Я слушаю это уже целый вечер, – ответил Слава, спрятал под подушку вслед за брючками заодно и пижамную кофточку, приблизился к жене и провел рукой по ее тугому и гладкому животу.
Вера раздраженно отбросила от себя руку мужа, села на постель и опять принялась говорить о том, что беспокоило ее целый день:
– Я не понимаю, как ты можешь оставаться таким спокойным, когда твоя дочь, как загипнотизированная, идет в пасть к алкоголику!
– Брось, Вера! Какой Андрюшка алкоголик! – Слава беспечно отмахнулся. В данный момент его гораздо больше занимали тяжелые, но все еще красивой формы груди жены с нежно-розовыми, как у девушки, сосками. – Пацан он совсем! Ну, вляпался раз! С кем не бывает? Если б ты знала, как непотребно я надрался на собственном выпускном! – Кудрявцев протянул руки к жене и особенным интимным голосом сказал: – Иди лучше ко мне, а, Верусь!
Вера легла сверху на одеяло. Она хотела забыться под ласками мужа, но не испытала в этот вечер никакого удовольствия. Она представляла собственную дочь в такой же позе перед Андреем Корзуном, и у нее перехватывало горло.
Вова Лысый пересчитал деньги и аккуратно убрал их во внутренний карман камуфляжной куртки, потом покопался в другом и вытащил из него картонную коробку, где уютно устроился пневматический пистолет Макарова Ижевского механического завода.