Она пошла в ванную, почистила зубы и надела одну из старых футболок Гидеона. Та свисала ей почти до колен. Он уже сделал себе кофе — четверть чайника была пустой — она налила чашку и присоединилась к нему на балконе. Несколько человек уже прогуливались по берегу, опуская ноги в песок и нежные волны.

Гидеон стоял у перил, глядя на океан, как будто черпал из него силу. Возможно, так он и делал. Она еще столького не знала о мужчине, в которого влюбилась. Вчера вечером они смеялись и занимались любовью, но сегодня утром он снова стал серьезным. Его лицо выглядело таким твердым и суровым, словно было высечено из камня.

Она знала сердце, которое скрывалось под этой решительной внешностью. Твердое? Иногда. Суровое? Да, когда не следовало прощать. Черствое? Никогда.

— Что случилось? — спросила она, встав рядом и облокотившись на поручни.

Он не стал ходить вокруг да около.

— Я хочу, чтобы ты оставила работу, но думаю, ты не согласишься.

— Ты прав, — ответила она. — По крайней мере, не в ближайшем будущем. Мне понадобится время, чтобы приспособиться к переменам. Все произошло слишком быстро.

— Это еще мягко сказано.

Она склонила голову к его руке и замерла, наслаждаясь видом океана.

— Я полицейский, точно так же, как и ты, Гидеон. Я не могу бросить работу ради детей, вязания и готовки, пока ты будешь делать то, что делаешь. Полицейские, как и все остальные, вполне могут иметь детей. У нас все получится.

— Ты заговариваешь мне зубы.

— Привыкай.

— Почему я должен привыкать, когда у меня более чем достаточно денег, чтобы ты могла не работать?

— Если бы деньги имели к этому какое-то отношение, ты бы тоже не работал. Мы делаем это не только из-за зарплаты.

Его губы немного сжались, затем он продолжил:

— Я знаю, ты полагаешь, будто ничем не отличаешься от любого другого полицейского, но это не так. Ты моя, и я не хочу тебя потерять.

— Я упрямая, — ответила она.

— Ты хрупкая.

— Нет, — не сдавалась она.

— Драгоценная вещь всегда хрупкая.