Гидеон уставился на синюю родинку полумесяцем. Она была, как заметил патологоанатом, безупречной формы и цвета.

— О, дерьмо, — тихо выругался он.

— Что это значит? — спросила Хоуп.

Гидеон выбежал за дверь, вытаскивая свой сотовый, и Хоуп последовала за ним.

— Табби говорила они, — бормотал он. — И она боялась за свою жизнь, если не сможет убить меня. Конечно, она боялась. Она также хотела Экей. Она сказала об этом в квартире твоей матери.

— Рейнтри. — Хоуп последовала за ним вверх по лестнице. — О чем ты говоришь?

Он не смог получить сигнал, поэтому с проклятием убрал телефон, когда они вырвались из здания и вышли на свет.

— Ее зовут Табби Ансара. Мы думали, что они распались. Побеждены, бессильны и… черт возьми. Это все меняет.

В тот момент, когда он двинулся к углу здания в попытке получить приличный сигнал, зазвонил телефон. Вместо того, чтобы передать телефон Хоуп, как часто делал в прошлые дни, он ответил сам и получил кучу радиопомех.

Это был Данте. Гидеон не смог разобрать все слова, но он очень ясно услышал два самых важных.

Ансара.

Дом.

Гидеон повернулся к Хоуп. Он любил ее, и хотя ей не нравились его попытки защитить ее, он не втянет ее в центр наступающих событий. Он не хотел и не мог так поступить.

— Я должен отправиться домой. В дом Рейнтри.

Беспокойство ясно читалось на ее лице, отражаясь в блестящих синих глазах. Говорил ли он ей когда-нибудь, как любит ее глаза? Еще нет. Когда он вернется, то непременно расскажет об этом. Он так много хотел ей рассказать.

— Я еду с тобой, — настаивала она.

— Нет.

Ее глаза расширились.

— Что ты подразумеваешь под «нет»?

— В доме какие-то неприятности или скоро произойдут. — Неприятности невообразимого толка. Неприятности, которые она не сможет понять, если он попытается сейчас объяснить. — Я хочу, чтобы вы с Эммой были в безопасности.