— Ты, кажется, думаешь, что нас здесь много и я имею армию одаренных людей, которую могу призвать на помощь.

— А разве не так?

— Мы рассеяны по всему миру. Здесь, в Рено, нас девять, включая меня. И ни один не обладает телепатией.

— Ты имеешь в виду, что не можешь позвонить своему самому сильному телепату и сказать ему…

— Ей.

— …сказать ей имя начальника пожарной охраны с тем, чтобы она смогла прочитать его мысли, где бы сама ни находилась?

— Телепат — моя сестра, Мерси, и она смогла бы сделать это, только если бы уже знала начальника пожарной охраны. Если бы она встречала его лично, то могла бы проделать такое. Но чтение незнакомца с расстояния примерно четырех тысяч километров? Так не получится.

— Думаю, это хорошо… ну, конечно, если тебе не нужно прочесть мысли незнакомца с расстояния в несколько тысяч километров. Полагаю, это означает, что телепатия — не один из твоих талантов. — Во всяком случае она надеялась, что нет. Если он прочитал ее мысли сегодня утром...

— Если мы сознательно опустим наши щиты, я смогу телепатически общаться с Гидеоном и Мерси, но нам удобнее со щитами. Мерси была любопытным маленьким ребенком. А когда стала старше, сама захотела сделать так, чтобы мы не могли влезать в ее голову без предупреждения, поэтому тоже стала защищаться.

— Сколько всего ты можешь? Помимо игр с огнем и этим контролем чужого сознания.

— Языки. Я могу понять любой нужный мне язык, когда путешествую. Это называется ксеноглоссией. Гм... Еще ты знаешь, что у меня есть небольшой дар эмпата. Кое-что является просто забавой — я могу излучать люминесцентное свечение. Это обычно называют светом ведьмы.

— Спорю, это очень удобно, когда пропадает электричество.

— Такое случалось, — сознаваясь, улыбнулся он. — Это было особенно весело, когда я был ребенком, и мама заставляла меня выключать свет и ложиться спать.

Такая семейная жизнь была настолько чужда ей, будто он вырос на Марсе, и это вызвало у нее чувство неловкости. Чтобы уйти от этой темы, она спросила:

— Что-нибудь еще?

— В небольшой степени.

Она замолчала, обдумывая полученную информацию. Она много не знала раньше. Из рассказа Данте о себе и своей семье следовало, что их таланты развились с возрастом, а навыки росли, как любое другое умение, благодаря постоянному использованию. Если она начнет изучать свои способности, ото обнаружит ли у себя еще какие-нибудь таланты? Она не была уверена, что хочет этого. На самом деле, она была почти уверена, что ничего нового не обнаружит. С нее хватало и того, что было.

Теперь, когда она находилась вдали от его дома, она почувствовала себя незащищенной и уязвимой. Хотя его деспотичный способ удерживать ее там раздражал, возможно, это была неплохая идея. Там она была изолирована от мира, способна более спокойно обдумать, что значит быть одной из одаренных — пусть даже скромной «безродной», а не Рейнтри или Ансара, что она уподобила тому, чтобы быть «Фольксвагеном» по сравнению с… ну, в общем, с «ягуаром» — потому что у нее не было собственной защиты. С каждой минутой они все ближе подъезжали к Рено, и с каждой минутой она становилась все более и более беспокойной. К тому времени, когда он выехал на автомагистраль, соединяющую штаты, и они присоединились к интенсивному движению, у нее почти началась паника.

Старые привычки и модели поведения очень трудно ломать. Целую жизнь осторожности и секретов не просто было враз изменить. То, что было достаточно легко обдумывать в изоляции, оказалось полностью иным в реальном мире. Мать Лорны была не единственным в ее жизни человеком, так негативно реагировавшим на ее способность. Данте мог называть это даром, но в ее жизни это было скорее проклятием.

Она внезапно почувствовала головокружение и тошноту лишь от одной только мысли погрузиться в этот новый мир еще глубже. Ничего не изменится. Если она позволит кому-либо узнать о себе, то откроет себя для насмешек — это в лучшем случае, или для преследования — в худшем.