В течение недолгого времени он просто блокировал удары, отклонял пинки, увертывался от укусов, и непринужденность, с которой он проделывал это, разозлила ее еще больше. В сражении она потеряла одну туфлю, дешевая сандаля перелетела через комнату, шлепнувшись в огромную бадью. Затем она ощутила исходящую от него внезапную волну нетерпения, и в три секунды он сломил ее трепыханья, выкрутив назад руки.

В завершении он зажал ее своими мощными ногами, чтобы избежать пинков, и схватил вырез блузки. Три сильных рывка принесли звук нескольких рвущихся нитей, но устоявших швов. Он выругался и дернул сильнее, шов с левой стороны сдался. Он безжалостно рвал блузку, пока она не превратилась в тряпки, болтающиеся на ее правом запястье. Бюстгальтер, застегивающийся на спине, оказался легкой добычей для его ловких пальцев, которые расцепили крючки.

Она извивалась, как угорь, крича, пока не охрипла. Он, полностью игнорируя слова, оскорбления и просьбы, которые она швыряла в него, безмолвно продолжал раздевать ее с мрачной сосредоточенностью. Она перешла от ярости к паническим всхлипываниям, когда он расстегнул пуговицы на ее штанах и спустил молнию, но задержался, прежде чем снять с нее брюки и нижнее белье.

Рыдая, она медленно отодвинулась, прижимая лицо к холодному камню туалетного шкафчика. Он перестал стягивать с нее одежду, вместо этого его горячая рука опустилась на ее шею, отодвинула в сторону спутанные волосы и пробежалась по плечам. Он переместил свой захват на ее руки, поднял их вверх над головой, прежде чем возобновить чувственный, сантиметр за сантиметром, осмотр кожи. Ее груди, ребра, изгиб талии, округлость бедер — он исследовал все, даже приспустил пониже брюки, тщательно исследуя округлости ягодиц. Униженная, она корчилась и рыдала, но он был непреклонен.

Вдруг он вздохнул и сказал:

— Я должен тебе еще одно извинение.

Он выпустил ее и отстранился, избавляя от давления своего тела. Выходя, он произнес:

— Я принесу тебе какую-нибудь одежду. Подумай о том, чтобы принять душ, восстанови дыхание, а позже мы поговорим, — сделав паузу, он добавил, — Не покидай эту комнату, — после чего спокойно закрыл дверь.

Рыдая, она соскользнула на пол ванной и съежилась в побежденный комок. Сперва все, на что она оказалась способна — это дрожать и всхлипывать. Через некоторое время ее темперамент возродился и выразился в бессловесном вопле. Она проплакала еще некоторое время, потом, наконец, села, вытерла лицо клочками блузы и прокричала в дверь:

— Ты ублюдок! — после чего выругалась и почувствовала себя немного лучше.

Глаза опухли, нос был забит, но она чувствовала себя достаточно спокойной, чтобы стоять, хотя со штанами, болтающимися вокруг коленей, это было нелегко. Унижение вызвало прилив стыда, но не было никакого смысла вновь натягивать их. Вместо этого она полностью разделась и стояла там в удивительной нерешительности.

Предложение принять душ, как она обнаружила, было всего лишь предложением. Если она не хотела, то могла этого не делать. Если бы захотела, то могла долго размокать в наполненной ванной. Ее вовсе не заставляли купаться, и хотя это тоже был вариант, она сразу отвергла его.

Принять ванну вряд ли было хорошим решением, потому что тогда она закончит купание, сидя в грязной воде. Долгий, очень долгий горячий душ был единственным способом отмыться.

В душевой кабинке не было двери. Вход был вырезан в каменной стене и вел мимо встроенной полки со сложенными толстыми, медно-красными полотенцами к трем ступенькам, ведущим вниз в душевую кабину площадью примерно два квадратных метра с множеством душевых отверстий. Краны были встроены так, чтобы до них с легкостью можно было дотянуться, и когда она повернула ручку, струи воды забили из трех стен и с потолка. Она подождала, пока не почувствовала тепло от пара, поднимающегося к ее лицу, а затем ступила под воду.

Концентрация на мытье и ни на чем больше дала ее нервам столь необходимую передышку. Горячая вода, стекающая по телу, была успокаивающим, пульсирующим массажем. Она вымылась и сполоснулась, затем сделала это снова, снова и снова, пока волосы не стали чистыми и не распутались. Она намылилась, растерлась ароматным гелем для ванны и обнаружила, что это не удалило даже половину сажи и грязи. Результаты от другого очистителя оказались не намного лучше, поэтому она переключилась обратно к шампуню; он помог ее волосам, значит должен помочь и коже.

Наконец она поняла, что простояла под душем так долго, что кончики пальцев сморщились и горячая вода давно должна была закончиться, хотя это не произошло, но она почувствовала, что с нее достаточно. Она была пропитана водой. Лорна с сожалением повернула краны, и пульсирующие потоки исчезли так внезапно, будто были втянуты обратно в душевые отверстия. До ушей доносились только звуки работающего наверху вентиля и стекающей в канализацию воды.

Она не включала вентиль. Если он не включался автоматически, когда уровень влажности достигал определенного предела, значит Рейнтри возвращался в ванну и включил его.

Лорна поспешно преодолела три ступеньки, захватила одно из пушистых полотенец и обернула его вокруг себя, затем взяла еще одно и закрутила на голове тюрбан. Повернув, она двинулась дальше, пока не оказалась в основной части ванной. Зеркальная стена за сдвоенными раковинами отбрасывала ее отражение, и оно было единственным. Сейчас она была одна. Но сложенная на табурете плотная махровая одежда, доказывала, что он был здесь.

Лорна уставилась в зеркало. Она выглядела бледной даже для самой себя. Натянутая на скулах кожа придавала ей застывшее, потрясенное выражение.

Что ж, правильно. Она и чувствовала себя застывшей и потрясенной.