Он был прав. Чем-чем, но наукой Вячеславу заниматься здесь точно не придется, на Землю еще нужно вернуться, и теперь уже непонятно как.
Мы только что преодолели разделяющий острова очередной проливчик. Неширокий и неглубокий, но с таким вязким дном, что пришлось изрядно помучиться. Задержались на какое-то время, чтобы дать себе небольшой отдых. Сидели молча, экономя силы даже на разговорах. После чего Грек с Гудроном поднялись на ноги, и исчезли в зарослях. Едва только остальные успели последовать вслед за ними, как откуда-то из глубины «зеленки» послышался рев Гудрона:
— Контакт!
И сразу же раздались выстрелы, много выстрелов, целая перестрелка.
— Нет ничего поганее, чем встречный бой в «зеленке», — однажды рассказывал Борис. — Когда все происходит неожиданно, когда ты не знаешь, сколько их и где они. Но самое сложное в том, что ты понятия можешь не иметь — где свои, а где чужие.
Особенно непонятно было стать сейчас, когда противник не в мундирах вражеской армии.
Он может быть одет точно также, как любой из наших, и секундное замешательство при идентификации, будет стоить жизни.
Все происходило рядом, и я не знал, что мне делать. Бросить девушек, и броситься им на помощь? Туда, где единственный человек, или даже выстрел может переломить ситуацию в нашу пользу. Эти люди не родину защищают, чтобы держаться за каждую пядь земли. Получат урон, убедятся, что победа им дастся немалой ценой, и тут же уйдут.
Но приказ Грека звучал недвусмысленно: я полностью отвечаю за Дашу и Леру. Стрельба и не думала прекращаться, ее интенсивность даже увеличилась. Был отчетливо слышен чей-то истошный вскрик, стон, возня, сопровождаемая злобной руганью, как будто дело дошло уже до рукопашной. Рыча от бессилия, с оружием наготове, на коленях, я крутился по сторонам, а девушки вжимались в землю, испуганно вздрагивая всем телом при каждом новом выстреле или крике. В тот самый миг, когда вся моя выдержка закончилась, и я вскочил на ноги, чтобы броситься на помощь, враг нашел меня сам.
«Котят тебе жалко, говоришь?!» — в тот миг почему-то думалось мне, когда руки сами наводили оружие, а палец нажимал на спусковой крючок.
Стреляя от бедра, нисколько не опасаясь, что промахнусь, и цель у них для всех была одна — животы. И попасть проще всего, и боль от мягкой свинцовой пули ружья двенадцатого калибра придет такая, что им уже точно будет ни до чего на свете. Кроме раздирающей внутренности боли. Все трое, они корчились у моих ног, когда я на миг задержался рядом с ними.
Уже отдалившись на добрый десяток шагов, в голове мелькнула мысль: «Жадры! Если у них они есть, а те имеются наверняка, жадры притупят им боль настолько, что какое-то время они смогут действовать». И тогда мне пришлось вернуться, чтобы добить. Вернуться вовремя: один из них успел прийти в себя настолько, что едва не встретил меня выстрелом. Потом потерял еще какое-то время на перезарядку: теперь из восьми патронов в магазине, оставалось только два. А стрельбы даже не думала заканчиваться, лишь передвинулась куда-то вглубь острова.
Первым, кого я увидел, был Гудрон. Он сидел скособочившись, и из-под пальцев, которые он прижимал к боку, сочилась кровь.
— Молодчина, Игорь! — встретил он меня. — Твоя «бенелька» работала? Трое их было?
— Трое, — удивляться тому, что Борис смог определить кто стрелял, из чего стрелял, и в скольких стрелял, было некогда: куда важнее была его рана.
— В самом начале зацепило, — страдальчески поморщился он. — Старею, наверное.
— Сейчас перевяжу, — сказал я, рывком извлекая бинты из кармана поясной разгрузки.
— Пусть лучше уж девушки. У них ручки нежные, — глядя мне за спину, и через силу улыбаясь, отказался Гудрон.
Дарья с Лерой, именно там и оказались — сзади меня. По-прежнему испуганные, с оружием, которое могло принести больше бед, чем пользы, но обе. — А ты помоги… тем, кто остался.
«Вот даже так! Значит, кого-то уже нет в живых», — мысль заставила меня нестись на теперь уже далекие выстрелы ещё быстрее.