За окном было темно, как в самый дождливый осенний вечер: юго-западный ветер гнал в небе тяжелые низкие радиоактивные тучи, пришедшие из далеких аравийских пустынь, и мелкую всепроникающую пыль у мостовых. Счетчик Гейгера, висящий на свинцовой раме окна, потрескивал, как рвущийся шелк. Серега закрыл глаза, представляя, как во всем городе, один за другим, начинают трещать тысячи таких счетчиков… Чудовищная симфония медленной смерти.

Какой-то лейтенант, резко отличавшийся от тощего персонала внутренней службы широкими плечами и высоким ростом, провел его в комнату для снаряжения, ту самую, которую он посещал уже раз сто перед своими заданиями. Б отдельном шкафчике, который давно называли музейным, висели костюмы на пластиковых плечиках. Семнадцать штук, и почти все с траурными черными ленточками на рукавах. Одежда Первых. Без ленточек остались только три рукава – третий (Женькин), четвертый (Серегин) и шестой (Лидии). Каждый из помеченных черным означал убитого или пропавшего без вести друга… За что они умерли? – спрашивал себя Серега, надевая жесткий пиджак из м-кевлара. В борьбе за демократические идеалы, против коммунистического мракобесия и средневекового исламизма, как говорилось в патриотических некрологах. Какая жалкая унизительная ложь! Ибо в мире давно не было ничего идейного. Есть только стада враждующих дикарей, у которых пока еще осталось от прежних времен много технически совершенных орудий убийства. Горько сознавать, что ты был орудием в схватке свихнувшихся. Горько и одновременно безразлично – вот какой парадокс. Просто сражался за жизнь, насаждая смерть. Как отвратительна эта присущая человеку черта! Страшно подумать, что он, С. Г. Кременецкий, капитан ВР Сибирской Демократической республики, живо содействовал тому, чтобы новые поколения рождались для жизни в аду.

Гадкие мысли сожрали хорошее настроение, как пираньи угодившую в реку корову. Серега постарался отвлечься от самобичевания и поглядеть в зеркало. Хороший костюм, хотя, пожалуй, отставший от моды своим мешковатым покроем. Ах, Семен Семеныч, какая же к черту нынче мода. Серега вынул из кармана ножичек с выкидывающимся лезвием и резанул себя по рукаву. Ткань возмущенно взвизгнула, но осталась по-прежнему целой.

– Хороший костюмчик, – уважительно пробасил лейтенант. Серега усмехнулся похожести его слов на свои мысли.

Лейтенант без видимого усилия протянул объемистую черную сумку:

– Господин майор просил передать, что все сложено по вашему списку, и вам остается только вооружиться.

– Если там все по списку… – пробормотал Серега, расстегивая сумку. Сверху, па пакетах из черного полиэтилена, лежал «Глок-17» с матово-серебристым стволом и шершавой черной рукоятью. Кременецкий поднял его и долго вертел в руке, словно видел впервые и не знал, что это за штука. – Вот я и вооружился.

– Одним пистолетом? – недоверчиво спросил лейтенант.

– Мой арсенал здесь, – ответил Серега, постучав пальцем по лбу.

Лейтенант широко улыбнулся, понимающе кивая:

– Ну да, глупо с моей стороны удивляться. Извините, просто я с вами никогда не сталкивался раньше. А здесь привык уже, что «студенты», когда собираются, в каждый карман суют пушку, да еще спрашивают такие модели, что волосы дыбом встают.

– «Студенты»? А кто я – профессор? Или пенсионер?

– Скорее первое.

– Спасибо за комплимент. Послушай, а кто же тогда ты – слишком молод для профессора, но староват для студента. Аспирант?

Лейтенант невесело рассмеялся:

– Я-то как раз и есть пенсионер. Знаете, как стариков принимают на прежнюю работу сторожами. Так и я. Пять лет назад пришел в отдел контрразведки, а через год меня подстрелили. Пуля до сих пор где-то в позвоночнике сидит.

– Грустно. Ну ладно, старичок, спасибо за костюмчик и баул, мне пора.

– Удачи вам, господин Кременецкий.

– Спасибо. Постараюсь оправдать твое доверие. В гараже его ждали Лобанов и Лида.

– Орел! – закричал Женька. – Как самочувствие?