– Это хорошо, что ты умеешь отвлечься от черных дум. Полезное это умение. А я его, похоже, потерял. Не могу выгнать из головы ни одной мрачной мысли.
– Ты думаешь, мы умрем? – Она сильно сжала его руку и облучила мягким светом своих доверчивых глаз. Оскар должен был соврать ей что-нибудь оптимистическое, да пореалистичнее. Он положил сверху на ее маленькую, все еще покрытую цыпками кисть свою ладонь и крепко сжал:
– Конечно, нет. Просто я старик, вечный скептик и нытик. Все будет хорошо, малышка. Ты согласна на это?
Она широко улыбнулась, забавно сморщив носик, а потом посерьезнела и тихонько спросила:
– Послушай, что же мы будем делать после того, как все кончится?
Оскар растерянно заморгал, потому что вопрос Анны застал его врасплох. Действительно, что он будет с ней делать потом? Так как он на «потом» не надеялся, то об этом и не задумывался.
– Ну… Я всю жизнь мечтал о том, как под старость заживу на берегу речки в деревенском домике с похожей на тебя дочкой. Мы уедем далеко-далеко и будем там жить вдвоем, долго и счастливо.
– Зачем ты видишь во мне ребенка? Вот скажи, ты любишь меня?
– Ты единственное в мире существо, которое я люблю. Это честно. Знаешь, когда вся любовь человека, к тому же не растраченная за всю его жизнь, сосредоточивается на ком-то одном, чувство выходит очень сильное.
Анна нахмурила брови:
– Нет, я не о том с тобой говорю!! Ты старательно называешь меня дочкой, но я ведь не слепая, я вижу, что ты никакой не старик! Не пытайся заговаривать мне зубы!! Я хочу, чтобы ты полюбил меня как женщину, а не как ребенка! Я умоляю тебя!
Нельзя, конечно, было огорчать малышку. Со временем она поймет, что это просто мимолетное чувство, вызванное пережитыми ею страхами и лишениями. Оскар занимал в ее маленькой жизни место избавителя, поэтому на нем временно сосредоточилось все полудетское обожание Анны. Он погладил девушку по щеке, украшенной уже мокрым следом слезы, упавшей ему прямо на руку.
– Я уверен, ты вскоре встретишь симпатичного парнишку лет восемнадцати и поймешь, что я – всего лишь твой старый добрый друг.
– Нет! Никогда!! – с жаром прошептала Анна. Она с силой прижалась к нему, хотя ручки кресел мешали это как следует сделать. Однако ее маленькая острая грудь сквозь тонкую куртку плотно прильнула к его руке.
– Поцелуй меня, пожалуйста!
Оскар огляделся, словно преступник, собирающийся принародно совершить злодеяние. Все, наверняка, слышали их разговор в этой крошечной кабине, но усиленно делали вид, будто ничего не происходит. Акула согнулся в дремоте, Бешеный и Рихард продолжали играть, споря яростным шепотом, Барон меланхолично жевал с закрытыми глазами. Ладно, эту маленькую уступку несносной девчонке он мог позволить, хотя потом от Рихарда прохода не будет.
– Ммм… Ты пожалеешь, когда я тебя уколю щетиной! – неохотно пригрозил Оскар. Вместо ответа Анна закрыла глаза и запрокинула лицо, чуть растянув в легкой улыбке свои бледные тонкие губы. Хмыкнув, Оскар наклонился и осторожно коснулся их своими, обветренными и сухими. Он собирался лишь символически изобразить поцелуй, но Анна вдруг дернула его к себе и обхватила за шею рукой. Ее губы, пахнувшие апельсиновой зубной пастой (вот зачем она так старательно чистила зубы днем!!), были мягкими и горячими. Да, что уж тут скрывать – возбуждающими. Бесконечно долго эти искусительные чертовки елозили по губам Оскара, пока он, наконец, не нашел в себе силы оторваться от них и зашептать:
– Пощады! Пощады!
Анна откинулась на спинку своего кресла с улыбкой победительницы:
– Тебе понравилось?