В итоге, спустя десятки звонков по знакомым Гришку согласились приютить бывшие одногруппники, близнецы Пахмутовы. Артем и Антон жили в отдельной квартире с домработницей и охраной в подъезде, так что условия жизни коту я выбила неплохие. Правда, ребята согласились открыть агентство по передержке усатых-полосатых на время. Не говорить же им, что скоро возвращать животинку будет просто некому. Знаю, не самый честный из поступков, но иначе могу не успеть.

Молясь, чтобы Григорий вел себя пристойно хотя бы первые несколько дней, я поцеловала его в мокрый нос, и, тяжело вздыхая, закрыла переноску. Он же, будто что-то почувствовал и лизнул в ответ в щеку. Таких нежностей с мохнатым недоразумением раньше не водилось, и слезы полились сами собой.

– Постарайся не довести их хотя бы пока я здесь, идет? А потом они к тебе привыкнут и никуда не денутся, дрессируй, как меня.

Какое-то грустное «мяу» стало мне ответом, а, может, я уже сама что-то надумываю.

Седьмое свидание с Альбертом, конечно, так и не состоялось. Я думала несколько часов, ходя туда-сюда по квартире, в итоге написала длиннющее сообщение с кучей красивых эпитетов, смысл которых сводился к «нам не по пути». Потом сама над собой посмеялась, стерла все к чертям, и просто отправила краткое «Нам не стоит больше видеться. Прощай». Номер занесла в черный список, в соцсетях заблокировала, почту удалила. Почему-то было важно, чтобы он не узнал, что со мной происходит. Пусть лучше запишет в стервы и «динамо», чем начнет заранее оплакивать и сочувствовать нелегкой доле.

Перед очередным визитом в клинику я долго всматривалась в собственное отражение и не могла найти и тени болезни, засевшей в моей черепушке. Подумаешь, синяки под глазами. Они у меня почти всегда, привет от бесконечных недосыпов и литров крепкого черного кофе. Волосы не выпадают, химии еще не было, и темно-русые кудряшки так и торчат в разные стороны. Зря я, наверно, их так коротко подстригла. Никогда не носила шикарную длинную шевелюру, в принципе, за моими кудряшками и без того сложно ухаживать. А в парикмахерской побывала накануне последнего свидания с Альбертом, очень хотелось его удивить. Не удержалась, сделав ультра-каре. Ничего, как говорила мама: волосы – не зубы, отрастут.

Ах, черт, нет, не мой случай. Кажется, пора привыкать к тому, что ничего у меня не отрастет, не заживет, не наладится. Ничего больше не случится ни хорошего, ни плохого, если не считать преждевременной кончины одной крайне неудачливой молодой особы. Остается надеяться, что больно не будет.

Увольняться не стала, взяла отпуск за свой счет, причем, смалодушничала и сделала это по телефону. На том конце провода долго молчали, и я уже приготовилась к выговору и обвинению в безответственности. Но в этот раз начальник решил не читать изнуряющих лекций, обещая сделать это при встрече. Дал две недели, посоветовав как следует отдохнуть, коль так приспичило. Даже незаконченный проект не припомнил, что вообще удивительно. Я почти расчувствовалась, хороший же мужик, жалко его так кидать. Но еще одного потока жалости я не вынесу, увольте. Хм, а иронично…

Когда я входила в клинику, стены которой не так давно видели мой полный крах, почувствовала предательскую дрожь в коленях. Как бы не храбрилась, страх-то ни куда не девается, не рассеивается. Приглушенный в хлопотах последних дней, здесь он начал расти как большой снежный ком, и грозил вот-вот задавить своей массой. Это уже паника, а не просто опасения за свою свободу или жизнь, что в моем случае вообще смешно! Говорят, сердце может в буквально смысле остановиться, разорвавшись от страха. В принципе, как вариант, если я смогу избежать боли и страданий, то готова откинуть тапки прямо в этом коридоре, лишь бы побыстрее!

– Вероника Семеновна, рад вас видеть! – расплылся в улыбке доктор Севастьянов.

Вот что ему ответить? Что я, если честно, не совсем его эмоции разделяю?

– Понимаю, простите, это привычка, – пробормотал под нос мужчина, но тут же встряхнулся и, придерживая за локоть, повел в кабинет. – На самом деле у меня хорошие новости! Нет-нет, не смотрите на меня так, я сейчас все подробно объясню.

Я прокашлялась, чуть отодвинулась от напирающего доктора, и в святая святых главврача петербургского НИИ мы заходили на почтительно расстоянии друг от друга.

– Итак, ваша…ситуация крайне сложная, что скрывать, – начал он, усевшись в глубокое кресло во главу стола. – Вам известно, что анализы и расположение опухоли говорит о том, что оперативное вмешательство невозможно?

– Да. Но…

Признаться, была мысль попробовать уговорить его разрезать-таки мой гостеприимный для всяких вредоносных шариков череп и вытащить все лишнее во что бы то ни стало. Согласна на любые риски, а там как пойдет. Даже если не переживу операцию, какая разница? Дорога-то одна.

– Подождите, пожалуйста. Дайте сначала мне закончить, – строго предупредил Севастьянов…надо хоть имя его узнать, что-то совсем забыла. – Как я уже сказал, крайне сложная ситуация подкреплена поздним обнаружением и постановкой диагноза. Откровенно говоря, я плохо представляю, как опухоль могла вырасти до таких размеров всего за несколько месяцев. Учитывая, что я видел результаты ваших предыдущих медкомиссий.

Да, проходить обследование для моего начальства – как сходить кофе выпить. Были слухи, что Вадим Валерьевич потерял любимую жену как раз из-за того, что та вовремя не обратилась за помощью. И с тех пор его пунктик отзывался служащим двухдневными забегами по разным специалистам. Это еще что, его дети наверняка не вылезают из аппаратов МРТ… Впрочем, мне его паранойя даже в чем-то оказалась полезна.

– Никаких гарантий, но в вашем случае, повторюсь…

Я снова погрузилась в собственные мысли и не поняла, что мне говорят.