— Не заправляй, Толька. Я расскажу, как было… — И в какой уже раз повторил все по порядку.
Дмитрий Савельевич похлопал сына по плечу и молча вышел. Вскоре он вернулся со свертком.
Знал Саша этот сверток. Еще со времен гражданской войны он хранился в их доме как самое ценное сокровище. В куске плотной парусины были завернуты заморская шашка в серебряных ножнах, украшенных самоцветными каменьями, с такой же отделкой кинжал и маузер. Рукоять пистолета и деревянная кобура тоже были оправлены черненым серебром. На одной из щечек рукоятки красовалась гравировка: «Без нужды не вынимай, без славы не вкладывай», на Другой — надпись: «Сотнику Дорохову Д. С. от Реввоенсовета Первой Конной…»
Дмитрий Савельевич достал из деревянной коробки пистолет, бережно обтер его парусиной, потом краем серого Сашиного одеяла и передал сыну.
— Спроси, Сашок, у своего начальства позволения… Если разрешат, носи. У нас, казаков, оружие всегда доброе. Молодец, что не опозорился. В нашем роду трусов не было. А пистолет этот на десять патронов рассчитан, да и перезарядить его можно в несколько секунд, не то что наган.
Ребята смотрели на пистолет с нескрываемой завистью и восхищением.
А Саша в этом подарке усмотрел не только оружие. Он понял, что отец больше не сердится на него за оставленную учебу и смирился с уголовным розыском.
«НЕУД» ЗА РОТОЗЕЙСТВО
К концу 1938 года Иркутский уголовный розыск замучили квартирные кражи. Работники буквально сбились с ног, разыскивая воров.
Однажды Фомин вернулся в управление к концу рабочего дня с молодой женщиной. Саша сидел за своим столом и приводил в порядок кое-какие накопившиеся материалы, взглянул на вошедшую вместе с Фоминым женщину и просто оторопел. Это была красавица, да какая! Он еще и не видел таких, даже в кино. Она сняла и небрежно бросила на стул беличью шубку, поправив красиво уложенные золотистые локоны, достала из кармана жакета ослепляющей белизны платок, и по комнате распространился тонкий запах духов. В довершение всего, усевшись возле стола Фомина, вынула из сумки пачку дорогих папирос «Пушки» и не торопясь закурила.
Дорохов не мог оторвать от незнакомки глаз.
— Саша, быстро, — привел его в чувство голос Фомина, — двух понятых, обязательно женщин, и Тамару Бледнову — секретаршу прокурора.
Дорохов уже знал, что кабинет прокурора по надзору за милицией был тут же, в их управлении. Его секретаря, Тамару Бледнову, работники угрозыска часто привлекали к участию в задержаниях, обысках и других операциях.
Когда Саша вернулся, в комнате был уже Попов. Он разговаривал с женщиной.
Саша слушал и не верил своим ушам: такая красавица, столько обаяния — и, оказывается, рецидивистка…
— Тебе, Ольга, мудрить нечего. Рассказывай сама, а главное — вещи верни. Пятый срок за квартирные кражи отбыла, а все тебе неймется. Что же, так и будешь всю жизнь по тюрьмам и лагерям скитаться? Женщина ты видная, да и не молода уж. Четвертый десяток разменяла. Семьей пора обзаводиться да детишками. Сколько на свободе?
— Скоро месяц. — Женщина взяла новую папиросу.
— Ну вот, и прошлый раз на свободе была полтора месяца, а до этого мы взяли тебя через неделю, как ты домой вернулась.
— Уехать я хотела, Иван Иванович. Туда, где меня никто не знает.
— Э, милая! Уехать мало. Вот еще б воровать бросила. — Повернувшись к Бледновой, попросил: — Тамарочка! Самый тщательный обыск, и в присутствии понятых.