Вот только перед ним сегодня стоял и не Карл вовсе. Всего пара лет прошло с их последней встречи, а щуплый засранец, являвший в себе позор великого императора, превратился в настоящего боевитого имперского льва. Да, тот по прежнему неумело врал, о числе, о потерях, но в остальном… Его люди смеялись, когда он говорил про стотысячное войско. Возможно, тот действительно одержал сокрушительную победу, а после каким-то образом без боя взял город. После чего к нему на помощь или для контроля была выслана армия из столицы. Возможно, четырнадцатый и вправду сейчас был заложником, верным империи и Августу братом, ждавшим помощи, а возможно, предателем, что столь подло решил от него избавиться, заставив попутно загнать до смерти добрых лошадей.
— Господин Гаутэн, почему бы вам не проверить письмо, мне кажется этот малец просто решил поглумиться над нами…
— Не смей так говорить о четырнадцатом принце… — С внезапной жестокостью ответил на предложения одного из своих стражников Эльд.
Когда он и его люди сидя в своих сёдлах истекали потом, глотая ртом горячий воздух, Карл во всей своей броне не то, что не поморщился от жары, но даже капельки пота не проронил на свою землю. Подобное могло значить только о невероятной стойкости всадника, его подготовке, умении мужчины преодолевать все невзгоды и тягости, а ведь броня его была действительно громоздкой и тяжёлой.
«Принц Карл, как же вы возмужали с нашей последней встречи»… — Невзирая на то, кем тот ему являлся сейчас, врагом или другом, Гаутэн по достоинству оценил состояние молодого принца.
Глава 21 - Не то что нужно Карлу...
Донесения о полной и безоговорочной победе Карла над мятежниками не врали. Несколько лучших лазутчиков Августа досконально изучили всю истории, от начала бунта и до его завершения.
Четырнадцатый принц своим необычным подходом дважды сумел провести старых, засидевшихся в своих замках аристократов. Подумать только, вынудить гарнизон врага сдаться маршируя у крепости, а после, отсылая врагу известия о тяжёлых боях, вытащить того из города и под покровом ночи устроить засаду.
Будь Август во главе гарнизона того злополучного лагеря, разумеется они бы не сдались, его мужество не сломило бы число врага, а вот ловушка…
— Хитрый сукин сын… — Почёсывая могучими пальцами не успевший зажить шрам двухмесячной давности, Август вглядывался в карту. Предполагая, какие ещё подлости мог выкинуть младший, мужчина с опаской поглядывал на реку, горные склоны и немногочисленные леса. Тактика Карла с атакой у тракта напоминала действия светлых эльфов, любивших свои луки. Взятие форта напоминала историю о «Яростной горе», когда тысяча дворфов стуком в свои барабаны смогли напугать и обратить в бегство десять тысяч Лимурийских разбойников, пришедших ограбить ослабевшее подземное царство.
Ну а действия с Зорфами… Он стал первым, кто пустил под нож весь клан по собственной прихоти, при этом не опасаясь гнева отца и братьев. Его действия, о коих позднее узнали Зорфы, привели правителя полулюдов в неописуемую ярость, обернувшуюся для того огромными потерями. За те пару лет Август хорошо продвинулся вперёд; ещё бы полвека, он и его маги смогли бы на века избавить континент от плодовитой звериной чумы, если бы только не мятеж.
Уже сейчас к Августу с границы стали приходить вести — одна дурнее другой. Почуяв слабость людей, Зорфы пошли на уступки, на которые никогда не шли ранее. Обескровленная звериная армия обратилась за помощью к длинноухим с просьбой о помощи. Эльфы, являвшиеся одними из немногих, кому удалось в кровопролитной войне пододвинуть границы империи, наверняка его примут и тогда, с мощью яростной звериной пехоты, сражающейся в ближнем бою, и точностью эльфийских лучников, ни одна крепость без войска и толкового командира во главе не выстоит.
У Августа были достойные кандидаты, некоторых он, разумеется, оставил на границе. Вот только все они являлись воинами, привыкшими вести армии, а что насчёт всего другого: снабжение, подати, налоги, набор ополчения… Ранее, народные волнения сдерживало его громкое имя, а теперь что помешает местным лордам поднять бунт? Продаться Зорфам, что с радостью примут всех предателей империи под своё крыло, лишь бы насолить им.
Вид вбежавшего в покои взмыленного посла слегка огорчил Августа. Предположив, что всему виной спешное бегство от погони, принц холодно спросил:
— Что там у нас, Гаутэн?
— Послание, вам, лично в руки от четырнадцатого, — припав на колено, протянул скрученный пергамент мужчина.
— Эльд, кажется, я посылал тебя за братом, а не письменным ответом.
— Пожалуйста прочтите, я верю, что под имперской печатью скрывается тайна, которой принц с опаской, возможно даже рискуя жизнью с нами поделился, — не поднимая головы отозвался посол.
— С нами? Думаешь, он доверил бы своему врагу что-то важное… — Раскалившийся до красна имперский перстень Августа коснулся красной печати, что приняв имперское клеймо тут же полыхнула и развернула свиток. Весь скептицизм, изначально возникший на лице первого принца тотчас растворился. Его глаза, словно не веря, раз за разом достигая последней точки вновь поднимались в самый верх, чтобы вновь прочесть написанное братом.
Боявшийся, что опростоволосился перед хозяином Гаутэн, более получаса молча сидел на коленях, нервно глотая ртом воздух. Обычно, Август быстро отвечал на любое его сообщение или письмо, доставляемое лично в руки, иногда даже спрашивал его мнение, а сейчас…