Но это все потом. Я подумаю об этом потом. Все эти переживания остались где-то там… за дверями машины Скорой помощи. Сейчас же мой мир сузился до одной лишь мысли: лишь бы с малышом все было хорошо.

В отличие от Марка, я не стала даже гуглить диагноз. Мне казалось, что начни я — пути назад уже не будет. Я поверю в то, что слова доктора это не просто жестокий прогноз, но и приговор. А сейчас я об этом жалею. Может, если бы я прочла, в каких случаях бывают кровотечения, я бы не так волновалась. Меня же сковывает просто первобытный ужас. Который лишь множится с каждой секундой в тесной кабине автомобиля.

— Все будет хорошо, — словно мантру, повторяет Марк, поглаживая меня по предплечью.

И я почти ему верю. Как и всегда. Он сильный. Он умный. Он знает, что говорит. Он бы не стал врать. Но следующие его слова окончательно выбивают у меня почву из-под ног и высасывают весь воздух из легких. Он смотрит мне в глаза. Ласково. С нежностью. И уверенно повторяет:

— С тобой все будет хорошо, Мира.

С тобой.

Не с вами. Не с малышом.

Глаза снова наполняются слезами и я приподнимаюсь на локтях, хватая его за полы рубашки:

— Я не могу его потерять, Марк. Мы не можем! Пожалуйста. Я тебя умоляю, сделай так, чтобы с нашим ребенком все было хорошо.

На секунду я успеваю поймать отражение внутренней боли в его темных глазах, а затем пространство вокруг погружается в кромешную тьму и я теряю сознание.

Яркий свет потолочных светильников ослепляет, доставляя дискомфорт. В фильмах герои, приходя в себя после отключки, часто изображаются дезориентированными. Они не сразу могут понять где они, что с ними произошло и как они, в целом, оказались в больнице.

Я же помню абсолютно все. Не знаю сколько я пробыла без сознания, но по моим ощущениям прошла лишь секунда. Вот я заглядываю в полные переживания глаза мужа, прикрываю веки и оказываюсь в больничной палате.

Я абсолютно одна. Здесь нет ни других пациентов, ни врачей.

Рядом с кроватью стоит тренога с капельницей, но жидкость на дне прозрачной бутылки отсутствует и только по этому фактору я понимаю, что скорее всего провела в отключке несколько часов.

Первым делом я ощупываю живот и испускаю поистине громкий вздох облегчения, когда понимаю что все еще в своей одежде, в своем белье. Значит, со мной ничего не делали против воли.

Он там. Мой малыш все еще там. Вместе со мной.

Из коридора доносятся приглушенные голоса, но слов разобрать я не могу. Отчетливо слышу голос мужа, или скорее узнаю интонации. Он о чем-то спорит. С врачом?

Аккуратно вытаскиваю иглу из катетера на запястье и медленно бреду к двери. Умом я понимаю, что возможно любые передвижения сейчас опасны для малыша, но какая-то внутренняя сила ведет меня туда. Будто я шестым чувством осознаю, что там, за дверью, сейчас решается моя судьба. Нет, наша. Наша судьба.

— Это ее убьет, — голос Марка звучит затравленно.

Даже не видя его, я знаю, что в этот момент он запускает руку в свои волосы и проходится пятерней по макушке. Он всегда так делает, когда нервничает.