— Ну какие потом златошвейки? Потом даже генералиссимус надевал скромный китель за восемьдесят послевоенных рублей, восемь нынешних. Но ладно, иди со мной в следующий раз. Открою секрет.

Следующий раз случился через десять минут: заглянула медсестра и сказала, что больной настаивает, чтобы инъекцию делал я.

— Настаивает — сделаем. Идем, Наташа, может, полезный опыт получим — и мы с Гурьевой пошли в палату.

Палата и палата. У кровати на стене панелька: кнопка вызова медсестры, розетка электрическая, розетка радио, тумблер надкроватного плафона и кислородный выход. Только вот панелек таких прикроватных в палате четыре, а кроватей восемь. То есть планировали палату на четверых, а лежат ввосьмером. Ну, не в панельках счастье, всё равно они декоративные: кислородной подводки нет и не было никогда, нельзя кислород и электрическую розетку рядом помещать. Пожар может быть. Электричества тоже нет — ещё убьет кого. И радио нет тоже, уж не знаю почему. Ну, и жми кнопку вызова медсестры, не жми — одно. Кнопка-то без проводки.

Откуда знаю? Люди деятельны и любознательны. Полежав немножко в больнице, начинают нажимать кнопочки. А потом пытаются поправить ситуацию. Снимают панельки и видят, что под ними — ничего. И не торопятся назад эти панельки возвращать.

Мол, зачем?

А для красоты! Красота спасает!

Больной, тучный, килограммов на сто десять, лет сорока.

— Вот, — сказал он, протягивая руки. — Восемь раз кололи, ни разу не попали.

И в самом деле, картина неприглядная. Попасть-то попали, все восемь раз. Но проткнули вену насквозь, со всеми вытекающими. Буквально вытекающими.

— Где восемь, там и девять, сказал я. Резиновый жгутик на плечо, работа кулаком, вена наполнилась кровью.

— Видишь вену? — говорю Наташе.

— Нет.

— Тогда пропальпируй. Легко, чуть-чуть, пальцы, они почувствуют.

Они почувствовали.

— Теперь видишь?

— Теперь вижу.

— Тогда бери шприц — и вперед.

— Я не хочу, чтобы она! — заволновался больной. — Я хочу, чтобы ты!

— Не хочешь?