— По правде сказать, — признался командир разведроты старший лейтенант Н. Адонип, — и жалко его было, и брать вроде бы ни к чему. Совсем еще пацан, возись с ним. А он, хитрюга, видно, сообразил, о чем я думаю. Я, говорит, тут каждый куст знаю, каждую кочку. В общем, оставили мы его…
Так началась фронтовая жизнь Миши Ведышкина. С азартом взялся он за изучение военного дела. Освоил винтовку, пистолет, автомат, научился метать гранаты. Парнишка толково читал карту, вычерчивал кроки. Наконец, уступая его настойчивым просьбам, его включили в состав разведывательной группы, направлявшейся во вражеский тыл.
Миша уверенно провел разведчиков через, казалось бы, непроходимое болото точно в намеченный район. Бойцы незаметно подкрались к фашистскому дозору, расположившемуся на перекрестке дорог, и безо всякого шума взяли «языка». Так что боевое крещение молодого разведчика прошло как нельзя лучше.
А через несколько дней Ведышкин с таким же, как он сам, юным напарником Шурой Кузнецовым получил новое задание. На этот раз ребята, переодетые в драные брючишки и потрепанные пиджачки, с помощью разведчиков, разумеется, перешли линию фронта для того, чтобы уточнить расположение артиллерийских батарей противника. Мальчишки прекрасно справились и с этой сложной задачей.
Во многих вылазках в тыл гитлеровцев принимал участие Миша Ведышкин. Он не только отлично выполнял все поручения, но и сам нередко предлагал смелые решения. Никогда не терялся паренек, никогда не унывал. Лишь единственный раз видел я его растерянным, чуть не плачущим. Было это в тот день, когда юного разведчика вызвали для вручения ордена Отечественной войны I степени. Вначале он думал, что товарищи разыгрывают его. А потом, убедившись, что награда действительно предназначается ему, засмущался, разволновался до такой степени, что слезы выступили на глазах.
Через некоторое время Мишу Ведышкина перевели из разведки в одно из подразделений полка. И не потому, что он в чем-то провинился или не оправдал доверия. Просто не хотели подвергать его лишней опасности. Было время, когда вообще думали отправить его в тыл. Но он заявил, что так или иначе убежит по дороге и вернется обратно. Решили оставить. Уж больно полюбился этот отважный паренек всем, кто знал его. Так он и воевал в своей части до конца войны.
Засада на тыловой дороге, дерзкий поиск, материалы допроса пленных, захваченные документы, непрерывное наблюдение за передним краем противника… Словно тоненькие ручейки, стекались к нам разведывательные данные. Порой они исключительно удачно дополняли друг друга, а иногда на полях донесений и картах появлялись вопросительные знаки, говорящие о том, что в данных усматривается какое-то противоречие. Но как бы то ни было, с каждым днем мы узнавали о противостоящих вражеских дивизиях все больше и больше.
Сведения, добытые группами, уходившими во вражеский тыл, позволяли сделать вывод, что глубина обороны противника сравнительно невелика. Если передний край был насыщен огневыми средствами и хорошо оборудован в инженерном отношении, то на удалении 5–6 километров от передовой разведчики встречали лишь блиндажи. Их было много, местами они образовывали целые городки. И все же эти сооружения не могли оказать существенного влияния на продвижение наших войск в случае наступления.
Опираясь на разведывательные данные, штаб нашей армии начал разработку частной наступательной операции, целью которой были разгром 87-й пехотной дивизии противника и ликвидация плацдарма, удерживаемого ею па северном берегу Волги. Разработка велась ограниченным кругом лиц, но те, кому довелось участвовать в этом, трудились с особым энтузиазмом. Еще бы, заканчивалось паше противостояние! И каждый в душе надеялся, что наш удар хоть в какой-то мере поможет героическим защитникам Сталинграда и Кавказа.
За несколько дней до начала нашего наступления разведчики захватили еще одного пленного. Не слишком важной персоной он оказался, но сведения мы от него получили цепные, а главное — очень своевременные. На допросе штабсфельдфебель сообщил, что немцы ожидают наступления русских на флангах плацдарма, то есть у основания выступа. Его показания подтверждали данные, полученные нами из других источников.
Итак, гитлеровцы ждут ударов с флангов и, разумеется, готовятся их отразить. Не говорит ли это о том, что, вопреки их логике, следует начать активные действия на другом участке?
Начальник штаба армии полковник П. Ф. Ильиных согласился с нашей оценкой обстановки. Командующий армией генерал-майор А. И. Зыгин, внимательно выслушав наш доклад и задав множество дополнительных вопросов, задумчиво произнес:
— Значит, самое правильное наступать с фронта…
Несколько минут он молча всматривался в карту, на которой был нанесен передний край, артиллерийские и минометные позиции противника. Карандаш, зажатый в его пальцах, непрерывно постукивал по столу. Потом командарм вскинул голову и повернулся к начальнику штаба:
— Готовьте приказ, ударим в лоб! Хитрый немец, а мы его перехитрим.
Ранним утром 26 сентября я был уже на наблюдательном пункте командующего армией. Еще раньше наши части под покровом темноты заняли исходное положение для атаки. Волновался я, как никогда. Ведь вскоре будет подведен итог нашей работе, которой мы занимались несколько недель. Смогут наши подразделения без особых потерь преодолеть оборону гитлеровцев и развить успех — честь и хвала разведчикам. Не сумели мы нащупать уязвимые места — не миновать напрасных жертв.
Мне живо представились бойцы и командиры, притаившиеся в окопах перед решительным броском. Прозвучит команда — и они, повинуясь ей, побегут навстречу пулям, разрывам снарядов и мин. Кто-то добежит, а кто-то останется лежать на мокрой траве. Останется навсегда. Таков суровый закон войны, здесь ничего не поделаешь. Но сделать так, чтобы как можно меньше неподвижных тел осталось на поле брани, — святая обязанность каждого командира. Непременно выполнить боевую задачу с минимальными потерями — в этом его первейший долг.
Я знал, что точно так же напряжены сейчас нервы у всех, кто находится рядом. Знал, что любой из нас готов занять место в атакующих цепях. Наверное, было бы легче идти рядом со всеми, рисковать своей, но не чужими жизнями, которые доверены тебе. Но таков удел командиров, поднявшихся на определенную ступень служебной лестницы.
Ровно в десять часов началась артиллерийская подготовка. Загудела, застонала земля. Огненными стрелами пронзили небо реактивные снаряды «катюш». В бинокль было хорошо видно, что разрывы ложатся точно по переднему краю. В воздух взлетали обломки бревен, какие-то бесформенные предметы. Рыжее пламя взметнулось там, где рвались «гостинцы» гвардейских минометов. Судя по всему, такая же буря бушевала на артиллерийских позициях гитлеровцев. Все впереди окуталось дымом. А снаряды летели и летели в стан врага.
Захваченный этим зрелищем, я даже не заметил, когда двинулась вперед пехота. Фигурки красноармейцев вдруг оказались у самых вражеских окопов. И вот уже они перевалили через первую траншею, движутся дальше. А сердце все сильнее стучит в груди. Смогут ли наши подразделения развить успех? Сейчас это имеет первостепенное значение.