— Быстрее грузитесь, товарищи! — поторапливали пас водители. — Не ровен час, снова прилетят…
Медленно ложились под колеса километры ухабистой лесной дороги. Казалось, никогда не будет ей конца. И еще казалось, что нет здесь никакого фронта. Тишина нарушалась только мерным гулом моторов. Но ветви деревьев, которыми были замаскированы кузова и кабины автомашин, упрямо напоминали, что война затаилась где-то совсем рядом.
В густом лесу я разыскал штаб 39-й армии, которая в то время находилась во втором эшелоне войск Калининского фронта. Комендант штаба, тщательно проверив мои документы, указал дорогу к блиндажам, в которых располагались разведчики.
— Только подполковника Петрищева, который временно исполняет ваши обязанности, сейчас нет, — предупредил он. — Выехал в одну из дивизий.
В первый момент эта весть огорчила меня. Хотелось немедленно включиться в работу. Однако я вовремя вспомнил, что прежде всего, разумеется, нужно представиться по всей форме начальнику штаба армии.
Полковник Павел Федосеевич Ильиных сразу же принял меня. Он крепко пожал руку, усадил на стул и попросил коротко рассказать о себе. Не знаю, может, обстановка, к которой я не привык, давала о себе знать, может, что другое мешало, но, помнится, чувствовал я себя скованно. Поэтому и ответы мои звучали как-то по-анкетному: рядовой, командир отделения, помощник командира взвода, курсант военно-политической школы, политрук, командир роты… В 1940 году закончил Военную академию имени М. В. Фрунзе. Потом занимался войсковой разведкой, служил в Генеральном штабе Красной Армии.
— Вот и хорошо! Значит, некоторый опыт в этом деле уже есть. Послушайте, — полковник Ильиных пристально посмотрел на меня, — а ведь мы с вами уже где-то встречались. Не в академии ли? Да? Что же вы сразу не сказали?
— Вроде бы неловко напоминать. Вы были преподавателем, а я слушателем.
Павел Федосеевич рассмеялся. И тут же вновь стал серьезным.
— Что ж, в какой-то степени понимаю вас. Вы — учились, я — учил. А вот экзамен, самый сложный и строгий экзамен, будем, как видите, держать вместе. Поэтому, уж не осудите за назойливость, расскажите и о своей жизни до начета службы в армии.
Назойливость… Какая же тут назойливость? Я прекрасно понимал стремление Павла Федосеевича узнать обо мне возможно больше. Война — это не совместная прогулка за город. О человеке, с которым пойдешь в бой, нужно знать все. Только что я мог рассказать ему?
Сказать по правде, жизнь моя была мало чем примечательна. Родился в Царской Слободе, что под самыми Черкассами. Еще в детстве узнал, что такое крестьянский труд. Бывало, с раннего утра до позднего вечера меришь шагами пашню, ведя за собой лошадей. И ноги уже словно налиты свинцом, и руки чуть ли не отнимаются. А ты все идешь и идешь, потому что нужно, потому что некому больше помочь старшему брату, который едва удерживает рукоятки тяжелого плуга.
Потом я работал на рафинадном заводе. В четырнадцать лет был коногоном на одной из шахт в Донбассе. Затем — рабочий каменного карьера. Довелось участвовать в строительстве Турксиба. Оттуда возвратился в Черкассы буквально за несколько дней до призыва в армию. Хорошей школой для меня стал комсомол. Сколачивали ячейки на селе, принимали участие в борьбе с кулаками. Уже в армии вступил в партию.
— Об остальном вроде бы я уже рассказывал, — закончил я.
— Самая что ни на есть трудовая биография, — задумчиво произнес полковник Ильиных. — Большинство из нас прошло такой путь…
Мне показалось, что в тот момент он подумал о собственном нелегком детстве. И, будто желая отвлечься от этих мыслей, полковник решительно поднялся и подвел меня к карте, испещренной разноцветными карандашными пометками.
— Ну а теперь ваша очередь слушать.
Павел Федосеевич обстоятельно рассказал об обстановке, сложившейся на участке фронта. 39-я армия должна была сменить 22-ю армию на рубеже, по которому проходила северная граница ржевско-вяземского выступа. Сейчас особенно активных боевых действий здесь не велось. Однако этому «аппендиксу» командование придавало большое значение. И не только потому, что отсюда лежал самый близкий путь к Москве. Тут были сосредоточены крупные силы фашистов. А это позволяло предполагать, что гитлеровское командование помышляет не только об обороне. При определенных условиях можно было ожидать нового рывка к столице.
В полосе, которую принимала теперь 39-я армия, линия фронта проходила по рекам Волга и Молодой Туд. На северных берегах этих рек, занимаемых нашими войсками, противник сохранял небольшие плацдармы. Хоть и невелики они были по размерам, но невольно приковывали внимание. Именно с них фашисты могли начать наступление, причем начать его внезапно, без предварительного форсирования водных преград. А в том, что силы у врага для этого есть, сомневаться не приходилось ни на минуту.
Еще до моего приезда, желая несколько улучшить положение группы армий «Центр», противник развернул наступательные действия против наших войск. И нужно сказать, как раз 39-я армия оказалась в наиболее сложной ситуации. Ее частям пришлось выходить из окружения. Благодаря мужеству бойцов и командиров, высокой организованности, достаточно четкому управлению отход удалось осуществить с минимально возможными потерями. Тем не менее части армии, несомненно, нуждались в отдыхе, пополнении людьми и вооружением. Потому-то я и нашел ее во втором эшелоне фронта.