— Возражать не буду! — Кузьмич сорвался за мной, словно хотел опередить.
— Зато потом не придется всю работу делать.
Не раздумывая больше, я включила свет и сделала шаг в кабинет.
Челюсть упала вниз сразу. За ней в ноги бухнуло сердце. Какие только неприятности ни случались со мной за годы работы, но стол я свой всегда оставляла чистым, документы раскладывала по папкам и чай не пила.
Наслаждаться жизнью или устраивать бардак мне было некогда. За зарплату в полставки Кузьмич грузил делами как за целую. Чтобы все успеть, приходилось крутиться.
Сейчас же кабинет представлял собой что-то среднее между столовой и пунктом приема макулатуры. Возле компьютера красовались сразу две чашки. Грязные! Рядом открытая пачка печенья, россыпь конфет и вскрытая упаковка презервативов. Клубничных с пупырышками.
На тумбочке справа пизанской башней высилась стопка документов. Еще два дня назад ничего подобного здесь не было. Год и два года назад — тоже. Вывод напрашивался сам.
— Вы нашли мне замену?
Чтобы не рухнуть, я села на коробку с папками. О том, что могу что-то смять или раздавить, и мысли не возникло. Смялась я сама. Как листок бумаги, которым попользовались и выкинули.
— Леночка, солнце мое, да какая ж эта замена? Это так… — Кузьмич махнул рукой. — До тебя ей далеко. Всему учить нужно. Все подсказывать.
Что именно подсказывать, по презервативам было ясно без слов.
— Вы насовсем ее приняли? Даже без передачи дел…
— Да тут все так закрутилось… быстро.
— Но у меня нет другой работы, — я подняла голову к боссу. Второй день и второй облом. Проклял кто-то, что ли? — Найти новую быстро не смогу. Сами знаете, как все не любят нанимать мам с маленькими детьми.
— Бог с тобой, девочка! Что ж я, чудовище какое? Да чтобы я маму с ребенком без денег оставил… На пособие…
Кузьмич засуетился. Из сейфа, в котором всегда лежали лишь печать и документы, появились бутылка коньяка и рюмка. Одна. Не глядя на меня, он хлопнул пятьдесят грамм. Потом заулыбался.
— Ты только не волнуйся. Я обо всем позаботился. Мы же почти семья!
Если до этого я еще могла принять витиеватые фразы за попытку сохранить лицо, то сравнение с семьей не лезло ни в какие ворота. От злости даже расстройство отошло на второй план.
— И что вы мне предлагаете?
Кожа правой ладони загорелась. Никого никогда не била по щекам, но вчера будто во вкус вошла. Один удар по нахальной физиономии, и сегодня так и хотелось повторить.