– Все, веселье окончено, – говорит учительница. – Вам следует быть на улице со всеми остальными.

Никто не выходит. Ребенок принимается плакать еще громче. Слышен чей-то шепот, но о чем говорят, учительница не понимает. Окончательно раздражаясь, мисс Стейнберг решительно направляется в глубь лаборатории, попутно заглядывая под столы справа и слева. Наконец она находит тех, кого искала: за одним из столов прячется девочка с ребенком. Она не одна, с ней мальчик. Вид у обоих растерянный. Ребенок плачет. Мальчик, судя по всему, готов сбежать, но девочка крепко хватает его за руку, не позволяя встать. Он подчиняется.

Мисс Стейнберг конечно же не помнит имена всех детей в школе, но уверена, что знает каждого в лицо и уж точно помнит наперечет всех молодых матерей. Эту девочку она не знает, и мальчика тоже.

Девочка смотрит на нее умоляющими глазами. Говорить она не может – слишком страшно, только качает без конца головой.

– Если вы скажете кому-нибудь, что видели нас, нам конец, – говорит мальчик.

Девочка прижимает к груди ребенка. Он продолжает плакать, но уже не так громко. Так вот кого ищет полиция, думает мисс Стейнберг. Но по каким причинам, остается лишь гадать.

– Пожалуйста… – говорит парень.

Пожалуйста? Что? Пожалуйста, пойдите на нарушение закона? Пожалуйста, поставьте под угрозу порядок в школе? Но нет, он хотел сказать что-то другое, думает мисс Стейнберг. Его глаза говорят: пожалуйста, будьте человеком. В мире, где так много законов и правил, так просто сделаться нарушителем. Учительница понимает – и знает, – как часто сочувствие берет верх над долгом.

– Ханна? – зовет ее кто-то от двери.

Мисс Стейнберг оборачивается и видит знакомого учителя. Коллега вопросительно смотрит на нее. Выглядит он слегка растрепанным, – очевидно, попытки организованно эвакуировать орды непослушных детей даются ему нелегко. Вероятно, он слышал плач ребенка, думает Ханна, да и кто бы не услышал, проходя мимо.

– Все в порядке? – спрашивает ее коллега.

– Да, – отвечает Ханна, удивляясь тому, как спокойно звучит голос, учитывая непростую ситуацию, в которой она оказалась. – Помощь не нужна, – добавляет мисс Стейнберг. – Я разберусь.

Коллега кивает и поспешно ретируется, чувствуя, очевидно, облегчение от того, что не нужно взваливать на себя еще и заботу о молодой матери с испуганным ребенком.

Что ж, теперь Ханне понятно, в чем дело; по крайней мере, одно предположение у нее есть: такое отчаяние в глазах она видела только у детей, обреченных отправиться на разборку.

– Идите за мной, – говорит она, протягивая руку девочке. Ребята колеблются, и она поспешно добавляет: – Если вас ищут, то обязательно найдут, когда здание опустеет. Здесь прятаться бесполезно. Если вы хотите уйти, нужно делать это сейчас, пока другие дети еще не вышли. Вставайте, я вам помогу.

В конце концов мальчик с девочкой выбираются из укрытия, и Ханна облегченно вздыхает. Они ей по-прежнему не доверяют – но, с другой стороны, с какой стати им ей доверять? Подростки, старающиеся избежать принудительной разборки, живут, боясь предательства. Но сейчас доверие и не требуется. Нужно только пойти за учительницей.

– Ничего мне не рассказывайте, – предупреждает ребят мисс Стейнберг, – тогда мне не придется лгать на допросе, когда я отвечу, что ничего не знаю.

В коридоре по-прежнему полным-полно детей, не успевших еще покинуть стены школы. Мисс Стейнберг, ведя за собой ребят, с трудом протискивается к ближайшему выходу. Она твердо решила помочь им, что бы они ни натворили. Да и какой пример она подала бы ученикам, если бы поступила иначе?