– Это было предопределено еще до твоего рождения. Здесь нет никакой связи с твоими поступками.

– Да, но я знаю множество ребят из многодетных семей.

– Сейчас это не редкость, – кивает пастор Дэн.

– Но многие семьи не приносят детей в жертву – даже те, кто ходит в нашу церковь, – и никто их за это не винит.

– Но есть и люди, приносящие в жертву первого, второго или третьего ребенка. Каждая семья решает по-своему. Твои родители очень долго думали, прежде чем решились дать тебе жизнь.

Лев нехотя кивает, соглашаясь с пастором. Ему известно, что он говорит правду. Он «истинная жертва». У родителей пять родных отпрысков, один усыновленный ребенок и трое подкидышей. Получается десять. Лев – одна десятая того, что имеют мать с отцом. Родители всегда говорили мальчику, что это и делает его особенным.

– Я хочу тебе кое-что сказать, Лев, – говорит пастор Дэн, решившись наконец взглянуть мальчику в лицо. Его глаза, как и глаза Маркуса несколько минут назад, наполняются слезами. – Я видел, как росли все твои братья и сестры. И, хоть я и дал себе слово не заводить любимчиков, мне кажется, ты лучше их всех в каком угодно смысле этого слова. Я бы даже не смог перечислить твои положительные качества, так их много. Но именно этого хочет Господь, ты же знаешь. Ему нужна не просто какая-то жертва, а все самое лучшее.

– Спасибо, сэр, – говорит Лев, испытывая громадное облегчение. Пастор Дэн всегда знает, что сказать, чтобы человек почувствовал себя лучше. – Я готов, – добавляет мальчик после небольшой паузы. Сказав это, он понимает, что, несмотря на все свои страхи и неправедные мысли, он действительно готов. Это то, ради чего он жил все эти годы. И все же мальчику кажется, что вечер в честь праздника жертвоприношения заканчивается слишком рано.

На следующее утро за столом в гостиной Колдеров собирается вся семья. Все братья и сестры Льва в сборе. Многие из них уже живут отдельно, но сегодня к завтраку собрались все. За исключением Маркуса.

И все же, несмотря на то что за столом собралось так много народа, в гостиной непривычно тихо. Слышно только, как серебряные ножи и вилки клацают по тарелкам, и от этих звуков тишина в комнате становится еще более гнетущей.

Лев одет в шелковую белую рубашку и брюки – одежду, предписанную ритуалом жертвоприношения. Он старается есть аккуратно, чтобы на белоснежной ткани не осталось пятен. После завтрака все долго прощаются – обнимают Льва и целуют без конца. Проводы даются ему особенно тяжело. Лев мечтает, чтобы его поскорее оставили в покое.

Прибыл пастор Дэн – Лев настоял, чтобы он был рядом, – и как только он появляется в доме, проводы быстро заканчиваются. Никто не смеет попусту тратить драгоценное время пастора. Лев выходит на улицу первым и садится в «кадиллак» отца. Он дает себе слово не оглядываться, но, пока отец заводит двигатель, не выдерживает и поворачивается назад, чтобы последний раз взглянуть на то, как родительский дом медленно исчезает вдали.

«Я никогда больше сюда не вернусь», – думает он, но поспешно избавляется от этой мысли. Она слишком эгоистична да к тому же непродуктивна. Толку от таких мыслей немного.

Мальчик поворачивается к сидящему рядом на заднем сиденье пастору Дэну. Священник смотрит на него и улыбается.

– Все хорошо, Лев, – говорит он. От одного только звука его голоса мальчику становится легче.

– Далеко до заготовительного лагеря? – спрашивает Лев, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Примерно час езды, – отвечает мама.

– И там со мной сразу… сделают это?

Родители переглядываются.

– Там нам наверняка все объяснят, – говорит отец.