– Да? – услышал я его удивленный голос.

– Пап, привет! – быстро поздоровался я и, не желая тратить время зря, сразу спросил: – Скажи, у тебя когда-нибудь было, чтобы… Человек не пошел на «зов». – Судя по молчанию, вопрос его огорошил. Это ведь древнейшее оружие вампира, с помощью него мы могли спокойно позвать человека в любое место, и даже умирая, он не пытался оказать сопротивление чарам или их хозяину. Он буквально «подчинял» себе волю человека.

– «Зов»? – Оказывается, папашу удивил сам факт того, что я «позвал» человека. Знает, что я никогда этого не делаю. – И кого? Неужели ту «бабочку»?

– Не важно. – Я чуть поморщился. Наверное, отец уловил мое настроение, потому что перешел на деловой тон.

– Так… а не уступивший «зов» – верующий в Бога? Точнее, даже так: он – христианин?

– Хм-м… – Я, мягко говоря, удивился, потом вспомнил о крестике. – Да. Она носит крестик…

– Она? – не скрывая насмешки, переспросил папаша. – И куда же ты её звал? – Я молчал, только крепче сжав зубы, и он уступил. – А крестик у неё какой? Обычный или золотой? Или…

– Кажется, серебряный, – перебил я. – Но при чем здесь это?

– А как ты думаешь? Почему вода, освященная христианским попом, опасна для нас? И не сваливай все на серебро… Это вопрос веры. А теперь припомни, какое бытуют у них мнение по поводу крещения. – Витторио замолчал, ожидая, когда до меня дойдет суть вопроса. И она дошла.

– Ты считаешь, на ней был крест, что надели на неё при крещении и что крещенные и, правда, обзаводятся ангелом-хранителем, который «привязан» к этому крестику?

– И не надо так саркастически относиться к этому. Главное – вера. А «бабочка», судя по всему, верит, что ангел-хранитель бережет её.

– Но тогда… почему я раньше не сталкивался с такими «верующими»?

– А ты часто «звал»? – ехидно уточнил он, но тут же смягчил тон: – Это обстоятельство не афишируется… но и не скрывается под грифом «секретно».

– Хм-м…– только и смог промычать я и поспешил сменить тему, приступив к расспросам о делах клана. Вскоре мне удалось его отвлечь, чему я был рад. И вот, когда я уже прощался с отцом, уверенный, что он забыл причину моего звонка, он выдал:

– Знаешь, мне уже интересно взглянуть на твою «бабочку»… – Усмехнувшись, он продолжил, не скрывая ехидства: – Что же в ней такого, что ты не смог полагаться только на свое обаяние и решил применить безотказное оружие?

– Сам бы хотел это знать, – неожиданно для самого себя признался я. Очнувшись, я торопливо пообщался с отцом и сбросил вызов.

Побродил по комнате, стараясь придумать развлечение на вечер. Так ничего интересного и не пришло в голову (идея навестить Нику была, конечно, интересна, но неосуществима, – по крайней мере, так, чтобы не вызвать новых вопросов). Поэтому просто решил съесть ужин и выпить «красненького» (откуда кровь? Ну неужели вы думаете, что я стал бы хранить столь ценный продукт в холодильнике?). А после прогулялся-пробежался по улице. И смотря на город с крыши Исаакиевского собора, я, наконец, смирился с решением, что было принято в момент моего неожиданного признания отцу. Я не знаю, что в Веронике такого особенного, но она будет моей. Я сделаю все возможное для этого, а потом буду наслаждаться «бабочкой» оставшиеся годики моей «свободной» жизни. Жаль, что мы не можем оставаться с людьми дольше, чем пять лет, иначе они замечают, что мы не меняемся. И обратить в себе подобных (лишь отдаленно) мы тоже не можем: после рокового решения Старейшин был введен строгий запрет на обращение людей. И пусть многие вампиры были не согласны с этим, но все прекрасно понимали мотивы Совета: новообращенные могут выдать нас с головой – слишком сильна их тяга к человеческой крови. А держать их постоянно взаперти смысла нет, контролировать жажду так не научатся.

Так что, Вероника… жаль, но даже если ты рассчитываешь на «вечную жизнь», ты не обретешь её. Никогда. Рожденному человеком вампиром не стать. И этому Закону уже больше пятидесяти лет. Скажете, несправедливо? Почему другим ранее родившимся людям повезло, а ныне живущим – нет? И будете не правы… Для обращенных вампиров ВСЕГДА на первом месте жажда, а это, могу я сказать, не самое приятное ощущение. Один раз пришлось голодать, после чего, выйдя к людям, я с таким трудом сдержал порыв выпить первого попавшегося до дна, что надолго запомнил свои ощущения.