Влетает начкар и требует объяснений. Легко. Заходим в кабинет, звоню по телефону и даю трубку начкару. После того как начкар взял под козырёк, выхожу из капонира на свежий воздух. Да что такое? Опять птички не поют. Наверно зря майора повязал.

Хотя, я точно следовал букве приказа о привлечении к ответственности военнослужащих и гражданских лиц, которые своими действиями или бездействием создают угрозу безопасности полётов. Таким действием считается вызов пилота на собеседование или допрос сотрудниками специальных и прочих служб, военных или гражданских.

По переговорному устройству, рядом с капониром, обычный базар. Пошла на взлёт третья эскадрилья. Видимо зажали ребят. Подлетает ко мне ещё один майор, начальник полётов.

— Товарищ капитан, почему не в воздухе?

— Щас, отвечаю, подпрыгну и полечу. Полковница на моём улетела.

— Товарищ капитан, а в её самолёт, не влезете?

Посмотрел на майора и спрашиваю:

— А Вы, товарищ майор, не пытались влезть к полковнице?

Сказал, потом подумал: двусмысленность получилась, не уточнил, куда пытался влезть к полковнице. И добавляю:

— В самолёт.

Он отвечает:

— Да понял я, понял. Она, чтобы поместиться в самолёт, кресло катапультное выставила и с парашютом летала, малогабаритным.

Тут я понял, что дела плохи. Придётся лететь, а у ребят дела ещё хуже.

Говорю:

— Где парашют? И где самолёт? И что, там совсем хреново?

Побежали к самолёту. Он на бегу:

— Пока нормально, но из переговоров понятно, что через минут двадцать к ним подойдёт ещё одна шестёрка, а у первой кончается горючка. Им выходить надо. А эти их сверху задолбают, а у меня никого.

— Что же я, один против шестерых?

— А ты, товарищ майор — продолжает на бегу, — сейчас взлетишь с катапульты, высоту наберёшь тысяч десять, тысячи две-три и минут пять у тебя будет форы. Осмотришься, может чего придумаешь.

— Ну, ни хрена, какие десять тысяч, а кислород?