— Это каталоги! У меня сроки, а в хаосе я работать не могу. "Порядок освобождает мысль"! — так Кант говорил, слышала? — хватает ее под локоток и разворачивает к выходу.

— Ну, раз говорил, так пусть сам у тебя и убирает. Я блёстки гремучие в прошлый раз из ушей своих доставала.

— Там только упаковочная бумага сегодня.

— Ай, сейчас приду. Девиц своих только выгони, чтоб я нормально убралась, а то будут каблучищами своими стучать.

— Я уже, уже.

Шурик, он же, насколько я помню, Санчо, растворяется также незаметно, как появился. Уборщица, она же, по-видимому, член семьи, ставит мусорный пакет на пол, прячет тряпку для пыли в карман формы и забирает свой рабочий инструмент из рук Стаса.

— Хороший мальчик, — цокает она языком. — И пара вы красивая.

— Мы не…

— Спасибо! — перебивает меня Григорьев. — Мусор оставьте, я сам вынесу.

— Спасибо, красавчик. Работаешь здесь? Не видела тебя раньше.

— Ага, сегодня первый день.

— И девушка твоя рядом. Ох, ну что за романтика!

Елена Валентиновна разворачивается и скрывается в одном из длинных коридоров.

Я, напряженная, как гитарная струна, наконец, позволяю себе сесть. Тело складывается пополам, лицо ложится на столешницу, руки повисают вдоль тела.

Сдавленно мычу.

— Ну что ты за человек такой, Стас? Почему не можешь просто исчезнуть и не усложнять, а? К чему все это представление, мы же оба знаем, чем все закончится, — устало говорю я.

Он от стола не отходит, опускает ладонь мне на голову, проходится ей взад-вперед, мягко поглаживая. Я прикрываю глаза. От усталости, естественно, от усталости.

— Я просто хочу поговорить, Агги.

— Хорошо, — соглашаюсь я, не открывая глаз. — Твоя взяла, поговорим. Только заканчивай этот фарс. Скажи, что работа тебе не подходит и уходи, пожалуйста. Я тебе напишу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍