— К сожалению, считаю, что ответ — да, — сказал Хэлком. — Я никогда не думал, что Бог призовет меня к этому, и не ожидаю, что это будет легко для любого из нас. Но правда в том, сыны мои, что, когда Шан-вей творит свое зло в мире смертных, иногда люди, стоящие за Свет, оказываются призванными к трудным задачам.

Человек, задавший вопрос, кивнул, но выражение его лица оставалось обеспокоенным, и Хэлком одарил его нежной, грустной улыбкой. — Когда Шарлиэн добровольно присоединилась к Кэйлебу в его нападении на Мать-Церковь, она сделала себя врагом Бога, Митран, — сказал он. — Я, конечно, никогда с ней не встречался. Все, что я когда-либо слышал о ней, похоже, указывает на то, что она всегда была хорошим правителем, глубоко заинтересованным в справедливости и благополучии своего народа. Но какой бы она ни была в прошлом, она больше ею не является. Вполне возможно, она действительно верит, что то, что они с Кэйлебом делают, — это Божья воля. Однако, если это так, то оба они ошибаются. И во многих отношениях добрый и искренний человек, ошибочно служащий целям Шан-вей, абсолютно без злого умысла, является самой смертельной угрозой из всех. Тех, кто открыто и явно служит коррупции, легко разоблачить, легко дискредитировать. Те, кто впадает в грех из-за добрых, но ошибочных намерений и ошибочного понимания, часто звучат разумно и убедительно. У них нет злых побуждений, каким бы злым ни был конечный результат их действий, и такие люди гораздо более соблазнительны, чем открытые и преднамеренные враги Бога.

— Это всегда так, но, боюсь, в случае Шарлиэн это приобретает еще большее значение. Просто посмотрите, как ее популярность здесь, в Чарисе, уже работает на поддержку Кэйлеба и других раскольнических лидеров, даже перед лицом отлучения от церкви и интердикта.

Головы вокруг стола закивали, и не одно лицо напряглось. Приказы об отлучении от церкви Кэйлеба Армака и Мейкела Стейнейра вместе с объявлением запрета на все королевство Чарис прибыли менее чем за два дня до этого. Шок, однако, был менее глубоким, чем можно было ожидать, учитывая суровость связанных с этим наказаний, и было очень мало признаков какой-либо значительной реакции против власти короны или архиепископа Церкви Чариса. Отчасти, без сомнения, это было связано с тем, что Стейнейр и Кэйлеб с самого начала предвидели вероятность такой акции и тщательно предупреждали своих сторонников о том, что она может произойти. Другим важным фактором было то, что сама Церковь в Чарисе беспечно проигнорировала эти воззвания. Несмотря на запрет, церкви были открыты и совершались таинства. Когда духовенство пренебрегало законными указами и провозглашениями Матери-Церкви, как можно обвинять мирян в том, что они последовали его примеру? Особенно, когда сами основания для отказа раскольников от власти Матери-Церкви еще больше подрывают законность этих предписаний, поскольку они яростно осуждают коррупцию викариата, который их издал?

Но был и еще один фактор, в котором Хэлком был уверен. Шарлиэн не была отлучена от церкви, очевидно, потому, что никто в Зионе не предполагал возможности ее брака с Кэйлебом, когда двумя месяцами ранее были изданы первоначальные предписания Храма. Тот факт, что ее не отлучили, в сочетании с тем, как она штурмом покорила сердце Чариса, сделал ее своего рода легитимирующим источником власти и верности, которые Церковь формально отняла у Кэйлеба.

— На данный момент, — продолжил он, — сама репутация Шарлиэн как хорошей и справедливой правительницы, тот факт, что она такая симпатичная, заставили улыбнуться коррупцию Шан-вей. Это уже достаточно плохо. Но она искренне верит в то, что делает. Кэйлеб не ввел ее в заблуждение и не обманул, и ее приверженность, по моему мнению, ничуть не уступает его собственной. Она не позволит использовать себя в качестве оружия против того, во что она искренне верит. Вот почему я считаю, что наш друг во дворце ошибается.

— Боюсь, вы правы насчет этого, — тяжело сказал священник, который сбросил пончо. — Я верю, что он искренен, хотя я также склонен думать, что его мотивы не так бескорыстны, как он говорит. На самом деле, думаю, что он не так самоотвержен, как ему кажется. И, конечно, есть все эти другие, более личные факторы, влияющие на его мышление. Но каким бы искренним он ни был, он просто не хочет сталкиваться с жесткими, неприятными фактами.

— Какими именно? — спросил человек, который спрашивал Дариуса, и священник поднял руку, отсчитывая пункты на пальцах.

— Во-первых, не думаю, что он действительно хочет признать, что она стала врагом Бога. Он отчаянно хочет верить, что она ошибается лишь на время. Что со временем она придет в себя. И, во-вторых, он не хочет признавать, насколько глубоко и искренне привязаны к ней на самом деле большинство ее подданных. Думаю, он недооценивает важность ее поддержки среди простых людей в этом вопросе, вероятно, потому, что он сам не один из них. Это более чем иронично в свете прошлых событий, но полагаю, что также возможно, что он обманывает себя в этом вопросе, потому что не хочет сталкиваться с логическими последствиями.

— Но что бы он ни думал, или почему он вообще может так думать, правда в том, что она искренне любима. На самом деле, весь его план вращается вокруг использования этой любви в наших собственных целях, и на первый взгляд это очень привлекательная концепция. Когда она не только заняла трон после смерти своего отца, но и оказалась одной из сильнейших правительниц в истории Чисхолма, она завоевала их сердца, а также их преданность. Несмотря на то, как глубоко они уважают ее, простые люди также испытывают к ней активное чувство собственности, почти как если бы она была любимой, красивой сестрой или дочерью, а не просто их монархом. Наш друг хорошо знает об этом, но что он упорно упускает из виду, так это то, что огромный процент чисхолмцев последует за ней прямо в отступничество и ересь просто из-за того, как сильно они ее любят. Каждое сообщение от Грин-Маунтина и королевы-матери только подчеркивает этот факт. Он просто не хочет этого признавать, точно так же, как он недооценивает, на мой взгляд, степень, с которой чисхолмская палата общин будет автоматически с подозрением относиться ко всему, что содержит хотя бы малейший возможный намек на какую-то аристократическую клику. Все другие схемы, которые он придумал, чтобы фактически дискредитировать ее, потерпели крах на том же камне, но он искренне верит, что эта сработает, потому что она должна дискредитировать причины ее решений, а не сами решения, и сделать это так, чтобы она не могла противостоять им напрямую. К сожалению, не думаю, что это возымеет тот эффект, который он предсказывает… и без активной поддержки Грин-Маунтина — которой, как он понимает, было бы невозможно заручиться — я еще больше сомневаюсь в его способности достаточно хорошо управлять палатой общин, чтобы в долгосрочной перспективе держать ситуацию под контролем.

— Я тоже, — сказал Хэлком, медленно и с сожалением кивая. — И если он ошибается, если он не может дискредитировать ее политику и лишить ее возможности контратаковать его действия, тогда у нас нет другого выбора, кроме как рассмотреть более… прямые действия.

— Понимаю, — сказал человек, задавший первый вопрос. — Я все еще хотел бы, чтобы был какой-то способ избежать этого.

— Как и все мы, — ответил Хэлком. — Как и все мы.

Несколько секунд он сидел молча, затем снова обратил свое внимание на священника.

— Я так понимаю, у вас есть его ответ на наше последнее встречное предложение?

— Да, есть. Он считает, что то, что вы предложили, должно быть практичным, учитывая условия как в Чарисе, так и в Чисхолме. Он согласился помочь подтолкнуть события в нужном направлении.

— И строит ли он какие-нибудь собственные планы, чтобы укрепить положение после этого? — Взгляд Хэлкома обострился, когда он задал вопрос, и другой мужчина пожал плечами.

— Он говорит, что в настоящее время нет смысла пытаться сделать это. Или, скорее, что было бы неоправданно рискованно пытаться вовлечь кого-либо еще в его планирование на данном этапе. Как он говорит, его нынешняя база поддержки не особенно сильна, и он не совсем уверен, кто из его очевидных сторонников мог бы проявить меньше энтузиазма, если бы они знали полный план. Поэтому он намерен дождаться подходящего момента, а затем «действовать на слух». Думаю, у него есть хоть какая-то надежда привлечь дополнительных сторонников, когда чисхолмская делегация в этот новый имперский парламент прибудет в Теллесберг. Даже если он потерпит неудачу в этом или решит, что пытаться все-таки слишком рискованно, тот факт, что он единственный во дворце, кто заранее знает, что что-то грядет, должен позволить ему извлечь из этого выгоду. Во всяком случае, так он говорит, и я весьма склонен согласиться с тем, что он говорит нам правду о своих планах и намерениях.

— Что, как правило, придает дополнительное доверие вашему собственному комментарию о его мотивах, не так ли? — немного печально сказал Хэлком.

— Полагаю, что так и есть. С другой стороны, не забывайте, что его возражения, его условия совершенно искренни. По крайней мере, так я их оцениваю. Есть четкие границы, за которые он не готов выходить.