Никто не знал, что такое «чирь». Птицы, наверное, знали, люди — не все. Но в ширящемся сознании Феди слово «чирь» обрело принципы свободы и респектабельного махания крыльями еще реже, чем у альбатроса.

Чирь — стоит только встать на подоконник!

Чирь — расправить руки-крылья.

Чирь — соединиться с Бездной накануне прыжка.

Чирь — ощутить дуновение ветра в знак старта.

Чирь — посмотреть в Бездну и понять, что она видит твою душу.

Чирь — крик, заглушающий удары священного молота с неба!

Чирь — хэштэг души на стекле запотевшего завтрашнего дня…

Чирь — не догнать в сумерках.

Чирь — лети, пока не понял, что лететь не умеешь и не хочешь…

Ситуация на двенадцать абсов и три четверти. Рост уже очевиден!

Никто не знал, как лететь. Пилоты, наверное, знали, люди — нет. Но в ширящемся сознании Феди слово «полет» обрело смысл глупого, бегущего от жизни и всех её канонов суицида и понятие о себе как о смертнике, живущем только ради принятия избавления. Что дальше? Бездна? Нет, ни Бездне, ни Жизни нет дела до твоих счетов с ними. Эта игра не на твоей стороне, так зачем заведомо проигрывать. Одно Федя вывел точно — он не мог убить себя. Это делает акт суицида далеким и одиночным. В рамках бесконечной расширяющейся вселенной это мероприятие заведомо безнадежное и глупое не меняет хода истории, не делает тебя ни воробьем, ни Тиаматом. Ни один великий человек не делал цирка из своего самоубийства, так зачем лететь из окна с третьего этажа? Во имя истины?

— Ты сделал правильный выбор, отказавшись…

— Кто здесь? — воскликнул было Федя, но голос стих, отражаясь эхом затухающего звона металла.

— Бездна — Федор, 0:1…

Темнота потому нам неприятна, что в темноте происходит покушение на само природное право видеть. Ты блуждаешь во тьме, натыкаясь на что-то, что есть, но ты не в силах уловить это ни слухом, ни обонянием, ни языком, ни на ощупь. Ты можешь вляпаться в собачьи какашки, а можешь удариться лбом о торец двери, задеваешь угол кровати или путаешься в одежде, когда сидишь в шкафу.

На вопрос «зачем нужна тьма?» ответ очевиден, как ясно видны силуэты в отражении луж. Не нужна, она есть, хоть никто и не спрашивал её появляться или не просил исчезать. Само отсутствие чего-то подменяется тьмой. Это язык Бездны, это её хтонический юмор. Отсутствие света — вот ключ, отсутствие тьмы — вот наказание. В соответствии с давней традицией мы приписываем тьме преимущественно отрицательные качества, страхи или функции. Хотя, когда нам плохо и мир нам ненавистен, мы бежим во тьму. AD NOKTUM! ВО ТЬМУ! Тьме безразлично кто мы, тиаматы или черви, ей все ровно, зачем мы посещаем этот мир, никогда не рождаясь.

«Чтобы ты делал, если бы однажды стал Всевластным, Всемирным и Вневременным?»

«Я изменил бы все! Я пришел бы в этот мир человеком, а ушел безумцем. Только так, поняв абсурдность мира, я бы начал его исправление. Я обвинил бы мир и начал войну с ним. Но я не могу быть в мире, потому посылал бы своих легатов:

1. стереть с лица земли Египет;