Глава десятая

Савицкий, как, впрочем, и другие крупные мафиози, не принимал участия в мщении органам правопорядка, надеясь, что менты со временем образумятся. Все убийства являлись актами личной мести рядовых боевиков, а то и простых граждан. Слава приказал своим не высовываться, оружие без надобности не носить, одеваться скромнее, без вызывающего бандитского шика. А работа? Ну что ж работа, куда она денется! Здесь все оставалось по-прежнему. Пока «черные маски» избивают прикладами пришедших отдохнуть в ресторан людей, пока гаишники обнюхивают документы или хватают бритоголовых малолеток, пока газеты захлебываются славословиями в адрес героических стражей порядка – серьезные люди спокойно, по-тихому делают свое дело. Как любил говаривать Мирон: «Поймал мыша – и души не спеша». Куда, скажите на милость, деваться коммерсанту, которому не вернули долг? К кому обращаться, если наехали бандиты? В милицию? В арбитражный суд? Боже, какие глупости! От арбитражного суда не дождешься справедливости, да и дело протянется столько, что инфляция сожрет всю сумму, которая нужна сейчас. Пойдешь в милицию – запросто могут убить. Если государство не справляется со своей первейшей обязанностью защищать налогоплательщика, за это берутся другие. Примерно так объяснил Савицкий своим людям сложившуюся ситуацию и в завершение добавил:

– Ведите себя аккуратнее, без моего ведома никаких действий не предпринимайте, а бритых голов, блатных кепок и прочей дребедени – чтоб больше я не видел!

Никто не возражал. Только Малюта придерживался особого мнения. Нет, он полностью разделял все высказанные шефом мысли, за исключением одной: не предпринимать без ведома Савицкого никаких действий. Дело объяснялось просто – он узнал одну из «черных масок», ворвавшихся в тот день в «Красный бык». В свое время Малюта, тогда еще просто Павел Милютин, служил в армии, где и познакомился с земляком Олегом Красновым. Павел был уже «дедом» – Краснов, только что начавший службу, «салагой». Поздно вечером сержант Милютин, раздобревший от выпитого с приятелем-каптером спирта, направился в туалет. Казарма спала. В густом спертом воздухе слышались храп, сопение и прочие ночные звуки. На тумбочке клевал носом молодой дневальный. Заметив старослужащего сержанта, он испуганно вытянулся, ожидая грозного окрика или удара в грудь. Однако Павел не был «злым дедом», не обижал без надобности «молодых», да и разгоравшиеся в животе двести граммов настраивали на добродушный лад.

– Дрыхнешь?! – лениво спросил он.

– Нет! – встрепенулся салага, но Милютин уже прошел мимо.

В туалете кипела обычная армейская жизнь, которую официально принято называть неуставными отношениями. Старослужащий изгалялся над недавно прибывшим в часть худощавым парнишкой. «Дед», которого звали Закир Кутахов, восседал на подоконнике, с удовольствием затягиваясь сигаретой. В перерывах между затяжками он с не меньшим удовольствием пинал ногой в живот стоящего навытяжку «салагу».

– Я тебе покажу службу, – цедил сквозь зубы Закир. – Научу чистить сапоги!

Милютин поморщился. В «молодости» Кутахов был самым забитым, чмошным «салагой», посмешищем и вечной шестеркой у «дедов». Если Павел, несмотря на постоянные побои, сохранял чувство собственного достоинства, то Закир опустился вконец. Передвигался он по казарме исключительно бегом, то разнося для старослужащих сигареты, то еще что-нибудь. С усердием стирал носки, портянки, трусы. Сам ходил неряшливым, неделями немытым. Несмотря на хрупкое телосложение, отличался редкостной прожорливостью. Однажды в кухонном наряде Павел застал его за пожиранием объедков, которые Кутахов, на четвереньках моя пол, тайком подбирал. Вечерами, взгромоздившись на табуретку, Закир с выражением читал «колыбельную»:

– Спи, старик, спокойной ночи, дембель стал на день короче...

«Деды» прозвали его «объедком». Прослужив полтора года, Кутахов полностью сменил обличье. Кто бы узнал теперь в этом вылощенном наглом «дедушке», безжалостно издевающемся над «молодыми», недавнего зачуханного чмошника?

– Я сказал тебе, чтоб мои сапоги сияли, – продолжал между тем Закир. – Блестели, как алмазы! Почему этого не вижу? Щетка плохая? Придется вылизывать языком. На!!! – протянул он ногу, тыча каблуком «салаге» прямо в нос.

– Не беспредельничай, «объедок», – резко сказал Милютин, возмущенный происходящим. Закир опешил, едва не свалившись с подоконника. Связываться с крепко сложенным сержантом вовсе не хотелось. И надо же было явиться ему в самый неподходящий момент!

– Это ж молодой, ему положено! – нашелся Кутахов. – Разве ты сам не гоняешь их? Вспомни, как нам доставалось!

– Гоняю, – согласился Павел, – но сапоги лизать не заставляю, как и сам не лизал когда-то, в отличие от тебя! Пошел вон, «объедок»!

Кутахов уныло побрел прочь, а Милютин прибавил ему ускорения крепким пинком под зад.

– Откуда сам? – спросил Павел «салагу».

– Из Н-ска.