– Ты, Свана, свое сегодня отговорила, теперь молчи и слушай! Вы что, забыли, что Лавра с Заглядой Сам[6] свел? Ладно, дома, в Куньем, про это не говорили, но тут-то, поди, слышали, как на празднике косматый ее выбрал, а Лавр спас. Хозяин им тогда друг на друга указал, любовь им даровал, да такую, что Загляда через волю отца нашего переступила, а вы, дурищи, между ними встревать вздумали? Или слыхали про то, да мимо ушей пропустили? Зря вы это, бабоньки, ой, зря! Дедушко их сам соединил, а вы по глупости Ему противоречить вздумали? Забыли, что бывает с теми, кто Его прогневает? Думаете, новую веру приняли и от Него спрятались? Да никакой священник вас от овсяника не оборонит. И тогдашний поп только хозяйскую волю выполнил, обвенчал тех, кого Он свел, и нынешний ничего против Самого сделать не сможет. Так что помалкивайте да радуйтесь, что легко отделались – Демкиным кнутом Хозяин вас, пустоголовых, предупреждает, чтобы не смели Его волю рушить.

«Хозяин? Ах да, так по старой вере медведя величают… Христианство-то их силой принять заставили, а в сердце веру так не примешь… Но при чем тут Хозяин? Кого это он с Лавром свел? Загляда какая-то… Ой, ну да, говорила же мне Плава – Татьяну так до крещения звали. Интересно, что там за история у них приключилась, надо будет спросить потом… да хоть ту же Вею. Но теперь понятно, отчего Демка за кнут схватился – не иначе, они его мать как-то задели, тут любой сын кинулся бы. Да и на отца он из-за того же набросился, его виноватым считает, не иначе. Видно, есть за что…»

А сестра Татьяны, выйдя из подклета, теперь отчитывала, опять во весь голос, одну из баб постарше, которая попыталась было заступиться за пострадавших молодух.

– Не Демьян сказился, а дуры эти! Да и вы с Дареной не лучше! Кто их надоумил, что не ваше вас касаемо? Не вы ли нос суете, куда не просят? Всполошились, как куры, к которым хорек залез, чужое добро считаете, будто вас спрашивают, – презрительно фыркнула Вея. – Вся разница, что вы потихоньку шипите, а эти свиристелки встали тут у всех на виду да, никого не стесняясь, давай языком чесать, как и кого боярин наделил… Его воля! Решит все отдать – никого не спросит!

– Тебе легко говорить – ты отсюда уезжаешь, своим домом заживёшь, а мы тут остаемся, – попыталась было возразить ей незадачливая защитница, но разошедшаяся Вея и раньше, видать, не особо-то считалась с родственницами, а уж накануне переезда в крепость вслед за мужем, наставником отроков, и подавно молчать не собиралась.

– Вот именно, вам здесь оставаться. Хоть бы одна задумалась, стоит ли гадить там, где жить придётся. Так нет, и сами Загляду намеками да смешками изводите, и этим вертихвосткам нашептали. Они и понесли, что хозяйка здесь – квашня неповоротливая, что из-за нее и все Кунье сожгли, и они молодыми овдовели. Мол, и Загляде с их несчастья своего счастья не видать – коли мужу не нужна, значит, так ей и надо. Не твои ли с Дареной слова повторяли? – сурово глянула она на тревожно озирающуюся бабу. – Да не бегай глазами-то, не до нас сейчас, Демку вон повели… – махнула она рукой. – Это ж надо было додуматься – на весь двор рассуждать, что Загляда мужу опротивела и ему молодую надо, чтоб еще детей родила. Чуть не подрались через это, про все в запале забыли, расшумелись, Демка-то услышал, что они про мать с отцом треплют, ну и кинулся с кнутом всех охаживать, не разбираясь.

«А Вея и меня не стесняется, совсем не таится. Похоже, она с остальными Славомировнами отнюдь не в сестринской любви пребывает – если ее муж один из всех жив остался, бабы из зависти непременно на нее шипят, да еще и переезжает она… Ох, а не специально ли Вея меня окликнула? Ей же с нами жить, значит, надо как-то приспосабливаться… Умна, ничего не скажешь! Она же не только для них сейчас говорит, но и для меня, вернее, для Анны… А младшую сестру, понятное дело, защищает – той без поддержки трудненько придется… Да-а, не просто тут все, перекручено да перепутано. Хорошо, я далеко от них, и своего хватает, чтобы еще и этот клубок разматывать. Хотя все равно никуда не денешься, придется и это учитывать – я теперь с этим родом накрепко повязана, как ни крути…

…Анна вышла! Неужто закончили? Наконец-то…»

Боярыня и правда появилась из-за угла и с хозяйским видом осматривала двор. Увидела Арину, выглядывавшую из двери подклета, поманила рукой, дождалась, пока она подойдет, сказала вполголоса:

– Расщедрился батюшка Корней, я такого и не ожидала, – и неожиданно подмигнула оторопевшей Арине. – Сейчас некогда, ехать пора, а то до темноты не успеем вернуться. Потом все расскажу…

На обратном пути Арина ехала на последней телеге, которой правил сам обозный старшина Младшей стражи Илья. Так и сказал: «Усаживайтесь, девоньки. Ради воскресенья самолично вас прокачу».

Из-за решения Корнея возвращались они на этот раз позже, чем собирались. Кроме того, к ним присоединилась и Вея; она сама правила телегой, нагруженной кое-какими пожитками. Ива, сияя от радости, отпросилась у Анны ехать с матерью. Стерва с Яковом сейчас в крепости не было, но Вея давно условилась с мужем о приезде – хоть и не готов еще дом на посаде, но старшая жена уже собралась туда порядок наводить. А Анна, к радости Стешки с Фенькой, везла с собой Ельку. Демка оставался до завтра в Ратном. Парню повезло, и в себя он пришел быстро, да и отделался на удивление легко. Лавр со злости ударил хоть и сильно, но, видно, рука-то дрогнула, а кнутом ему Листвяна помешала сына «приласкать». Мать упросила Демьяна хоть на ночь остаться в родительском доме.

Пока усаживались, Анька оттерла других девок и устроилась рядом с Ариной – не пожелала ехать вместе с сестрой и матерью. В дороге девки пересмеивались, вспоминали, как встречали их в Ратном. Ну и, само собой, обсуждали, как обласкал Алексей Продьку возле церкви. По молодости лет к выступлению Корнея о выделении доли Андрея они остались совершенно равнодушны. Хихикали, подмигивали довольным Варфоломею и Епифану, что ехали верхами как раз рядом с их телегой. Постепенно Арина заразилась их игривым настроением – прекратила переживать и прикидывать, что да как делать для обустройства хозяйства Андрея на базе Младшей стражи, тем более что в точности она пока и не знала, до чего там Корней договорился. Да и невозможно долго переживать, когда рядом такое веселье.

Больше всех старалась Анька. Напротив нее сидела Млава, которую мать увела от церкви до того, как все произошло, и сейчас девка изнывала от досады, что пропустила такое событие – все губы искусала. Анютка ради возможности рассказать потрясающую новость свежему человеку временно оставила все свои раздоры с толстухой и под смех остальных девок тараторила, вытаращив от избытка чувств глаза:

– А Алексей как гаркнет на всю площадь! Проводите ее до дому, говорит, да держите крепче – по мужской руке честная вдова стосковалася! Вот позорище-то. А отроки-то… «твердой рукой»! Хи-хи-хи… А она как помчится бегом по улице! И сзади еще вон дядька Илья стоял, да как спросит: «Чего это она? Не глянулись отроки, что ли?» А все ка-ак загогочут! Да, говорят, вылечил Алексей бабу лучше лекарки! Так и Настена бы не смогла. А Просдока-то как старалась! И грудью на него напирала, и глазами стреляла…

– А боярыня-то! – подхватила Анькина заклятая подружка Прасковья. – Стоит, даже и бровью не дрогнет. Еще и улыбается! Будто наперед знает, что будет…

«Да, видно, знала она, на что Алексей способен. И не сомневалась ни в нем, ни в себе, как будто заранее обо всем договорились… Да нет, не договаривались – с одного взгляда друг друга поняли! Но что же они всему Ратному показать-то хотели? Что нет и не будет у Анны причин для ревности? Нет, не то… мелко это для боярыни… Вот! Боярыню она всем показала, а не прежнюю соседку! А рядом с ней – ее воеводу! И силу за их спиной! То-то она говорила вроде и для окружающих, но как бы поверх голов. Вот, значит, как у них тут… Знают цену силе и не стесняются ее показать. Отроки по знаку Алексея на кого угодно кинутся и не только под руки поведут, а из самострелов издырявят – не дай бог, кто-то Анну обидит. Или Алексею покажется, что обидели. Всему Ратному урок получился…»

За этими размышлениями Арина девок вовремя не одернула, а надо было. Подосадовала на себя и стала прикидывать, как исправить положение, ибо останавливать уже опоздала: Анька нетерпеливо ерзала, сомневаясь, спрашивать или нет, но не выдержала – любопытство жгло. К тому же телега, на которой ехала Анна, была далеко и услышать их разговор боярыня не могла.

– Арин, а Арин? – хихикнула Анька. – А как же оружие-то?

– Какое оружие? – Арина не сразу поняла, о чем ее спрашивают.