— Извиняю, — ответил Борис. — Я и сам такой. Только вы уверены, что сможете нормально доехать?
Но я уже поднимался из кресла. Это было нелегко поначалу, так как меня немного пошатывало.
— Ничего, — успокоил я Борю, который внимательно и с тревогой следил за моими движениями. — Я скоро окончательно приду в себя и разойдусь.
Я надел пальто и вышел на улицу. Больше мы с Борей не говорили о серьезных вещах. Не для того же мы расслаблялись.
Ехать с Васильевского острова на Шпалерную довольно далеко, так что за время пути я вполне пришел в себя и, когда входил в квартиру, был уже в форме.
Стояла глубокая ночь, и я открыл дверь ключом, который дала мне Лариса. Я не хотел ее будить и потому, сняв ботинки, на цыпочках прошел в свою комнату. По пути я заметил, что свет в комнате Ларисы не потушен, и подумал о том, что она не может заснуть.
Все же я не хотел с ней разговаривать. Может быть, завтра, подумал я. После всего прожитого дня и особенно после разговора с Борей я не хотел смотреть в глаза этой женщине. Подозрения Бори, неясные и туманные, все же прочно засели в моем сознании…
Я разделся и лег в постель. Белье показалось мне прекрасным — свежим и прохладным. Как раз таким, о котором я мог только мечтать после всего этого дня.
«Никогда бы не подумал, что день похорон моего зверски убитого брата я проведу вот так, — подумал я. — Хотя неизвестно, что было бы лучше. Напиться до бесчувствия — это, наверное, было бы гораздо естественнее. Но не менее глупо… Какой-то Шмелев, баня, проститутка с ее историей. Потом Боря с его «путешествиями» и подозрениями. Ну, и жизнь у меня пошла. Нет, все-таки это не мой стиль. Как я отвык от бурной жизни».
Я вспомнил свой дом далеко отсюда, театр, незаконченную постановку «Ричарда Третьего»… Это было привычно. Это было надежно. От этого веяло почтенностью и уверенностью, Не то, что тут…
И вдруг раздался телефонный звонок. Не знаю, кто как, а я давно отвык от ночных телефонных звонков. Последний был, наверное, во времена моей студенческой юности…
Телефон звонил настойчиво. Лариса не снимала трубку. Я вспомнил, что аппарат стоит как раз в той комнате, где она находится. Было совершенно очевидно, что такие долгие и громкие звонки должны были ее разбудить, даже если бы она спала…
Я уже раздумывал о том, что нужно встать и подойти к телефону. Вдруг это что-то важное. Потом мне пришло в голову, что, может быть, Лариса не хочет снимать трубку. Но тогда почему?
Ситуация достаточно напряженная. Убит ее муж, только сегодня были похороны. Ведется следствие… Нормальная жена вообще сидела бы у телефона и хватала трубку при первом же звонке.
Почему она не делает этого? Она знает, кто это звонит? Но как она может это знать?
Или она просто знает, кто убил ее мужа, и теперь ей неинтересно снимать трубку? Или она чего-то боится?
Наконец Лариса сняла трубку. Я встал и на цыпочках подошел к двери. Подслушивать нехорошо, я знаю. Но иногда… Ситуация диктует свои законы. Слишком много вопросов было у меня, чтобы я оставался совсем равнодушным и благовоспитанным человеком…
— Да, — говорила Лариса приглушенным голосом. — Хорошо… Нет, он наверняка будет еще спать… Да, в одиннадцать… Нет, он только что пришел и будет спать… Нет, я не боюсь… Хорошо, — она повесила трубку, и спустя секунду или две я услышал сдавленные рыдания.
Это было неожиданно. Плач был понятен утром, когда мы были в крематории, и днем, когда мы сидели за поминальным столом. Но сейчас… Тон, каким она только что говорила по телефону, был заговорщицким. После такого не рыдают.
Я поспешно лег обратно в кровать и никак не мог сомкнуть глаз. Тело мое было в полном изнеможении, но возбужденный мозг не мог остановиться и продолжал свою аналитическую работу.