У меня есть один приятель, он работал одно время директором сельского клуба. Для заработка он каждую субботу проводил там дискотеки. Они приносили неплохой доход, но вот только одно обстоятельство все время портило бизнес, и в конце концов мой приятель прекратил эти ночные дискотеки…

Дело в том, что на них съезжалось на мотоциклах все окрестное хулиганье из соседних деревень. Некоторые бывали даже на машинах. И вот они огромными стаями налетали на дом культуры, и дискотека превращалась в ад.

— А ты вызывай милицию, — посоветовал я ему тогда. — Если нужно — плати милиционерам, чтобы они дежурили у тебя на танцульках.

— Эх, — вздохнул приятель, — все это можно сделать. Да я и делаю все это. Но ты просто не знаешь этих людей.

— Каких людей? — уточнил я.

— Да вот этих деревенских хулиганов, — сказал приятель. — Я и сам их раньше не понимал. Теперь понял. Мне нелегко было осознать это, потому я и не сразу понял. И ты мне не поверишь. Дело в том, что они не боятся никакую милицию… То есть они могут убегать от милиционера или, наоборот, нападать на него, но по-настоящему они его не боятся.

Приятель сказал это и замолчал.

— А почему? — спросил я, понимая, что он ждет этого вопроса.

— Потому что они вообще не боятся смерти, — ответил он задумчиво. — Ты не поверишь, но это действительно так… Я месяцами наблюдал стаи этих парней на мопедах и мотоциклах. Они в куртках, курят, плюются постоянно, как будто они больны… Я слушал их разговоры между собой, наблюдал за их взаимоотношениями.

— И что же? — нетерпеливо спросил я. — Что же ты обнаружил? Смерти боятся все.

— Нет, не все, — торжественно сказал он. — Мы имеем дело с людьми другой исторической эпохи, вот что. Эти сельские хулиганы — люди с мироощущением дофеодальной эпохи. У них эпическое сознание, старик…

— Что это значит?

— Эпическое сознание — это означает, что они еще не могут выделить себя из толпы себе подобных. Каждый из них еще не способен осознать себя личностью. Он чувствует себя просто частью общего целого. Одной стаи, например.

— Почему ты так думаешь? — не поверил я.

— Я с одним таким поговорил. Я спросил его, не боится ли он участвовать в драках, в избиениях, поджогах… Ведь могут убить, могут посадить в тюрьму, а там тоже можно погибнуть… Знаешь, что он мне ответил?

— Что?

— Он посмотрел на меня бессмысленными глазами и молодецки сказал: «Ну, так что же? Меня не будет — другие будут» и указал рукой на своих товарищей по стае… Он еще не осознает себя личностью, отдельной от других. Неповторимой, единственной в своем роде и так далее.

Этот разговор с приятелем я вспомнил в связи с Василием. Уж он-то отлично осознавал себя личностью, и в момент, когда под гнусные смешки и улюлюканье угасало его сознание, он наверняка понимал, что рушится целый мир…

Дамы переоделись и теперь были в передниках и с засученными рукавами. Они активно делали что-то на кухне.

— Моя помощь все еще не нужна? — спросил я на всякий случай, хотя мне и не хотелось идти на кухню.