– Вы сомневаетесь в моих полномочиях?

– Нет-нет, нисколько! Только…

– Вот именно, – посмотрел в голубые безмятежные глазки полицейского Бежецкий. – Ответственность за принимаемые решения я беру на себя. Этим правом меня наделил Император. Проверьте еще раз.

Исправник молча кивнул, кинул к козырьку фуражки ладонь и потрусил вдоль деревенской улицы, отдавая на ходу распоряжения замершим как истуканы полицейским.

«Хм-м, ответственность… – подумал, глядя ему вслед Александр. – Ответственность…»

– Поступайте, как считаете нужным, – после недолгого молчания ответил вчера Император после того, как шеф Шестого охранного отделения изложил ему все резоны. – Я вам доверяю.

Вот так – ни больше ни меньше: «Доверяю». И означать это могло лишь одно – потерю доверия в случае чего. Поскольку Его Величество уже был несколько разочарован «успехами» нового ведомства, топчущегося на месте довольно долго. Значит, осечки быть просто не должно. Особенно если учесть, какую бучу поднимут, узнав об экстренной эвакуации безмятежной деревеньки, все эти разномастные и разношерстные «борцы за права», разные по названию, но одинаковые по сути. Слыханное ли дело: без всяких причин вроде наводнения, землетрясения или другого стихийного бедствия взять да и выселить из собственных домов целых два населенных пункта, не считая нескольких хуторов!

«Что ж, будем высочайшее доверие оправдывать…»

Генерал пожал плечами и зашел в дом, у ворот которого замерли двое крепких мужчин в штатском – бывшие бойцы спецподразделений, которых Бежецкий самолично сманивал отовсюду, откуда только было возможно, справедливо считая, что без мускулов самая продвинутая служба – клуб по интересам, а не государственная структура. Функции у маленькой армии пока были расплывчаты донельзя, возглавлял ее тот самый ротмистр Краюхин – герой первого десанта в «Ледяной мир», да и численность оставляла желать лучшего. Но шеф мог быть уверен: его сорвиголовы полезут хоть к черту на рога, если на то будет приказ обожаемого всеми без исключения «людьми в погонах» командира. Ведь «наш Бежецкий» сломал хребет самому узурпатору Челкину! Если не в прямом смысле, то фигурально. Но с не меньшим эффектом.

Вот и сейчас охранники проводили своего кумира взглядами, в которых сквозила безграничная преданность. Образу следовало соответствовать, и Александр лишь скупо кивнул обоим сразу и никому в отдельности.

Ученые, облюбовавшие просторный дом деревенского старосты под свою штаб-квартиру, уже успели развернуть аппаратуру и теперь были заняты малопонятными манипуляциями, на их птичьем языке именуемыми «калибровкой». Они разбились на группки соответственно специализации и теперь обменивались редкими фразами, словно игроки в «морской бой» ходами, вызывающими то общее одобрение, то недовольство отдельных личностей, такое же понятное непосвященному, как и язык какого-нибудь обитателя затерянного амазонского племени.

Бежецкий и не думал вникать в их специфические занятия, разобраться в которых вряд ли смог бы и лауреат Нобелевской премии сразу в области физики, математики и философии, вкупе с десятком иных дисциплин. Поэтому прошел через импровизированную лабораторию, терпеливо кивая тем немногим, что сочли возможным оторваться от своего занятия, и односложно отвечая на их приветствия и вопросы, стремясь в заднюю комнатку, хозяевам служившую супружеской спальней. Туда, где заседал мозговой трест всей «ученой банды», как не слишком почтительно отзывались о «научниках» «оперативники».

– А, Александр Павлович, – прервал спор со своими закадычными приятелями и одновременно заклятыми врагами в научной сфере академик Николаев-Новоархангельский, привставая из-за стола, на котором чертил какие-то непонятные графики и кривые в наваленных неопрятной грудой бумагах. – Мы тут как раз обсуждали…

– Сидите-сидите! – Генерал скромно пристроился в уголке на весьма расшатанном «венском» стуле. – Я так, на минутку.

Он отметил про себя, что на обсуждение-то как раз прерванный разговор никак не походил. Слишком уж взъерошенны были «оппоненты»: раскрасневшийся профессор Кирстенгартен и, наоборот, бледный в синеву академик Мендельсон, которого ученый-помор опять, наверное, довел до белого каления своим показным антисемитизмом, подключаемым к дискуссии тогда, когда иных доводов не хватало. Скорее всего, оба ученых светила опять вцепились друг другу в глотки мертвой хваткой, а добрейший немец изо всех сил пытался их разнять, как всегда, в минуту волнения мешая русскую речь с немецкой.

– Александр Павловитш! – подскочил он на месте. – Зеген зи бите… Скажите им…

– Да-да, господин Бежецкий…

– Господа, – кротко заметил генерал. – Я же сказал, что зашел только на минутку. Ответьте мне на один вопрос и можете продолжать свой диспут.

– Мы слушаем, – первым справился с собой Дмитрий Михайлович.

– Скажите мне только одно: это оно? – ткнул шеф Шестого отделения пальцем в потолок.