– А вот это. – Вахмистр нагнул голову и снял с шеи стальную цепочку с прикрепленным к ней «смертным медальоном».
Александр повертел в руках дюралевую овальную пластинку с личным номером, перечеркнутую поперек пунктиром мелких сквозных отверстий, по которым следовало разломить бирку в случае гибели владельца на поле боя: одну половину похоронить вместе с ним, а вторую – доставить в штаб. Медальон был, естественно, цел, поскольку его обладатель сидел перед ним живой и здоровый. По крайней мере – физически.
– Ну и что?
– А вот – второй, – из кармана Лежнев вынул вторую точно такую же бирку на цепочке и тоже протянул бывшему командиру, – не отличить ведь, правда?
Медальоны действительно были неотличимы.
– Вот и я крутил и вертел до посинения, а различий не нашел, – тоскливо сказал вахмистр, следя как Бежецкий крутит «железки» в руках, смотрит отверстия на свет и чуть ли не пробует металл на зуб. – Одинаковые они.
Он отвернулся и прошептал едва слышно:
– А там, на снегу, я лежал. Только мертвый…
25
Неделя, отпущенная на «ознакомление» с методами работы «зазеркальных» пограничников, пролетела, как один день. Поначалу те сторонились своего «потустороннего» коллеги, чуть ли не брезговали любым внеслужебным общением, но мало-помалу уравновешенный, знающий себе цену молодой человек с «того света» перестал казаться большинству чем-то из ряда вон выходящим. Сыграло свою роль и то, что один из тушинских пограничных контролеров, поручик Васечкин, уже побывал месяц назад в «другой» России и привез оттуда массу впечатлений. Особенно – о близнецах тех своих сослуживцев, которых удалось встретить на «той стороне».
А в остальном, если не считать связанных с иным миром разговоров и постоянно забегающих «по делам», а на самом деле – поглазеть на выходца из иной России, служба здесь мало отличалась от знакомой Вячеславу. Прав бы Исидор Ильич – пожелание руководства о каком-либо обмене опытом между двумя совершенно одинаковыми структурами, пусть и разделенными бездонной пропастью, отдавало идиотизмом. И как могло быть иначе, если обе руководствовались в своей работе одинаковыми законами, правилами и предписаниями, сотрудники носили одинаковую форму и погоны на плечах, да еще и личный состав на восемьдесят процентов состоял из абсолютно идентичных людей?
Кольцов, например, сразу нашел общий язык с близнецом Акопяна, подружился с аналогом Бори Шенкельгаузена, а местного стукача и подлизу Семена Кошевого невзлюбил всеми порами души так же, как его оставленную по ту сторону копию.
И все бы было ничего, если бы не то обстоятельство, что за все семь дней командировки поручик так и не собрался ни посетить вызубренный им наизусть адрес, ни позвонить по хорошо известному ему номеру.
Валяясь долгими вечерами на скрипучей постели в номере дешевенькой гостиницы в двух шагах от аэропорта (казна, хоть и отправила его в «запределье» за свой счет, оказалась очень и очень прижимистой) Вячеслав уговаривал себя, что вот завтра обязательно… И твердо знал, что ни завтра, ни послезавтра, ни через день этого «обязательно» не случится. Что вся эта затея с поездкой в «зазеркальную» Россию изначально была авантюрой, авантюрой она и останется…
Вконец измучив себя, Кольцов собирался даже прервать «отпуск» раньше времени, чтобы вернуться обратно и окончательно выбросить из головы и спасенную им девушку, и саму вторую Россию заодно. Тем более что отношения между двумя одинаковыми державами накалились настолько, что два пресловутых медведя, никак не могущие поделить одну берлогу, для обозначения творящегося никак не подходили. Скорее тут подошла бы аналогия с двумя пауками в банке.
Чего стоило беспрестанное поливание грязью «антиподов» по всем каналам телевидения, толпы бездельников, скандирующих чушь и потрясающих лозунгами напротив выхода из пассажирского терминала, которые Вячеслав видел каждый день по дороге с «работы» «домой», исписанные ругательствами стены. Причем порой настолько двусмысленные, что поручик, никогда «сотрясателей устоев» не поддерживавший ни в каком виде, лишь диву давался: о чем думают власти? Что должен подумать обыватель, видящий, как средь бела дня несколько расхристанных юнцов самого маргинального типа малюют баллончиками с краской на парапете пешеходного моста надпись такого содержания: «Император Николай – ко…» И стоящий в двадцати шагах городовой лишь благодушно ухмыляется в усы, поскольку парой минут раньше один из «художников» объяснил ему, что имеется в виду «тот» император, а вовсе не Его Величество.
Всеобщая шизофрения, охватившая державы-близнецы, настолько угнетала Кольцова, что ему не только не хотелось идти куда-то на поиски Екатерины, но даже покидать свой номер. Особенно после того, как десяток молодчиков, узнав неведомыми путями, что обитающий в нем офицер – «оттуда», устроил на него засаду в темном проходном дворе, ведущем к гостинице.
Что именно хотели узнать у него молодые люди (или, наоборот, сообщить), так и осталось для пограничника тайной. Поскольку к связному изложению своих мыслей разлетающиеся словно кегли в разные стороны проходимцы уже способны не были. А оказавшись на заплеванном асфальте – и подавно. Но, судя по изъятым у половины из них «колюще-режущим» аргументам, которые Вячеслав от греха (порежутся еще или глаза друг другу повыкалывают) утопил в канализационном коллекторе, намерения у них были самые серьезные. Жаль, перешли они сразу к пантомиме, забыв, что наделены Богом членораздельной речью…
Засыпал поручик под доносящиеся из двора-колодца частушки подобного непритязательного содержания, и уверенность его в том, что он совершил глупость, крепла с каждым похабным перлом певцов…
Наконец каторга его завершилась.