— Значит, вы любите меня, как родную сестру?

— Нет! Нет! — воскликнул он, — я вас люблю в тысячу раз более; видеть вас доставляет мне счастье, а слышать милый, гармоничный голос ваш является для меня истинным блаженством. И сейчас сердце так сильно бьется в моей груди, как будто хочет вырваться на свободу и лететь к вам, сестра!

— А! — сказала она каким-то странным голосом и отвернула в сторону головку, быстро схватившись рукой за сердце.

— Сказать вам, насколько я люблю вас, насколько вы мне дороги, я не в силах: я не умею и не могу. Знаю только, что за одно то, чтобы глаза ваши покоились на мне с тем милым выражением, какое я вижу в них сейчас, я с радостью готов пожертвовать жизнью и когда буду умирать, моими прощальными словами были бы все те же слова: Ассунта, я вас люблю!

Девушка вдруг закрыла лицо обеими руками, как будто ее что-то ослепило, и покачнулась, так что была вынуждена прислониться к одной из колонн портилло.

Дон Рафаэль бросился к ней, поддержать ее, но она поспешно оттолкнула его, но сделала это так мягко, что в ее движении не было ничего обидного, затем, подняв головку, сказала своим нежным, ласковым голосом, в котором на этот раз звучала какая-то особенно трогательная нотка:

— Я не стану притворятся перед вами и прикидываться, будто я вас не поняла; я буду откровенна: я знала, что не сегодня, — завтра вы все равно должны были сделать мне это признание. Знаю и чувствую, что вы любите меня, и сама люблю вас. Сердце мое и все существо мое всецело ваше; я полюбила вас всей душой с самого того дня, когда вы были еще почти мальчиком, а я совсем ребенком, и вы взяли меня из рук бедного моего отца и, прижав меня к своей груди, в первый раз поцеловали меня как-то особенно, не по-детски!

— О, милая, много любимая Ассунта! — воскликнул молодой человек покрывая ее лицо и руки горячими, страстными поцелуями, — если бы вы знали как я вас люблю!

— Да, Рафаэль, любите меня, любите меня сильнее! — прошептала она с тихой грустью, — любите меня так, как я люблю вас. Я сказала бы более, если бы только это было возможно. Мне необходимо, увериться в вашей любви, чтобы в ней одной искать и найти опору, когда те скорби, которые я предвижу, обрушатся на нас.

— Зачем говорите вы о горе и скорби?! — с жаром воскликнул он — зачем упоминать о них, когда вы одним своим словом сделали меня счастливейшим из людей!

— Да, Рафаэль, мы счастливы, потому что мы открыли свои сердца друг другу и теперь чувствуем себя на верху блаженства. Но рядом с нами есть человек, которого мы оба любим и которого наша любовь повергнет в самое безысходное отчаяние, когда ему станет о ней известно.

— Да, мой брат! — с прискорбием воскликнул дон Рафаэль.

— Да, ваш брат, который любит меня также, как вы, но не осмеливается высказать это мне! Если он узнает о взаимности наших чувств, то это может быть для него почти смертельным ударом!..

— Да; но как же он может узнать об этом; кто ему скажет?

— Все, каждое наше слово, движение, взгляд!

— Это правда! бедный Лоп! — со вздохом вымолвил дон Рафаэль и лицо его, за минуту сиявшее радостью и счастьем, вдруг опечалилось.

— Рафаэль, — продолжала молодая девушка, — я жду от вас тяжелой, огромной жертвы… Я…

— Понимаю, дорогая! — порывисто воскликнул молодой человек, — надо, чтобы брат ничего не знал и не подозревал, для этого нам необходимо снова натянуть на себя маску равнодушия, — следить за каждым нашим взглядом словом и движением.

— Да, друг мой! Именно это я и хотела сказать!

— Я не хочу, чтобы мой брат страдал и мучился, чтобы мое счастье стало его несчастьем, потому, что такое счастье перестало бы быть тем, что оно есть, если бы я при этом видел и сознавал, что бедный брат мой страдает и чувствует себя несчастным.