Каин вошел домой и увидел ее танцующей с поварёшкой в руках. По телевизору шла какая-то музыкальная программа, и она скакала на кухне в его рубашке как дикий, но очень милый хорёк. Пахло едой, теплом и домашним уютом. Не было прежней тишины и обыденного аромата пива. Эта девушка сумела не только наполнить дом жизнью, она смогла заполнить пустое сердце Каина до самых краев. Кто бы мог подумать, что с такой непредсказуемой и необузданной особой, он перестанет чувствовать себя одиноким.

Каин не сдержал улыбки и постучал по косяку, привлекая ее внимание. Эсфер, увидев его, уронила свой самодельный микрофон и бросилась торопливо убавлять громкость на телевизоре.

– Зачем? Я бы еще полюбовался.

– Прости. Я думала ты сегодня до семи.

– Отпустил себя пораньше, – подошел он и обнял ее. – Как твои дела? – осторожно заправил выбившуюся темную прядь за ухо.

– Неплохо. Написала пару работ и теперь чувствую себя миллионером!

Каин одарил ее нежной улыбкой:

– Поедем со мной. Я тебе кое-что покажу.

Они приехали на окраину Вены. Туда, где уже много лет стоял огромный заброшенный завод. Высокие бетонные стены были исписаны и изрисованы самыми разными граффити. Где-то была крыша, а где-то виднелось чистое голубое небо. Много закоулков и широких серых коридоров.

Каин был очень тих и вел Эсфер за руку прямо в эти руины. Но она не боялась. Следуя за ним, Эсфер ощущала совсем не страх. Она ощущала непонятную ей боль, видя его лицо, наполненное злостью и отчаянием.

– Вот тут, – остановился Каин посреди небольшого закутка в конце длинного коридора из бетонных перегородок и указал на стену.

Там черным кривым почерком было изображена надпись: «Здесь тебя никто не услышит».

– Мне было одиннадцать. Я был довольно мелким, и одноклассники часто меня обижали. После очередной драки и горемычных слез, отец привел меня сюда. Он дал мне баллончик с краской и сказал написать эту фразу, а сам пошел на другую сторону и стал писать что-то там. Он сказал, что здесь я могу ненавидеть весь свет, могу ругаться и бить кулаками. Могу лютовать, как дикий зверь, потому что стены лучшие слушатели. Они ничерта не слышат. Они не обвинят в слабости и примут любой твой бой.  Но выходя отсюда, нужно снарядиться уверенной улыбкой. Ведь там, в городе, на тебя повсюду смотрят и всюду слушают. Нельзя показывать свою слабость тем, кто ее не понимает или не способен принять, – Каин ненадолго затих. –  Мы жили в пригороде. Я учился, занимался информатикой. Побеждал во всех конкурсах и олимпиадах, чтобы родители гордились мной. Отец был хирургом, а мать судьей. И все было отлично.

А потом матери предложили повышение. Какой-то хрыч сказал, что она сможет добиться успеха в политике и маму понесло. Она ушла в работу с головой, постоянно была в разъездах. Они с отцом стали ругаться, а затем моя дорогая матушка заявила, что они должны развестись, потому что она будет пытаться стать министром, а для этого поста, видите ли, имеющийся муж не подходит, – Каину было больно. Он смотрел на надпись, а на лице метались гнев и обида. – Не подходит, понимаешь? А то, что отец безумно ее любил – плевать! «Что твои глупые чувства, когда я на пути к такому прорыву!» Вот что она сказала и подала на развод.

Я остался с отцом. А он медленно начал умирать. Глаза тускнели, улыбка стала ненастоящей, – Каин потянул Эсфер за руку, и они обошли стену. – Когда мама его бросила, он исчез на несколько дней. Я везде его искал, а потом пришел сюда. – С другой стороны была надпись, выведенная ровным красивым почерком: «Если, уже ничего не помогает – кричи».

– И я слышал, как он кричит. Это было больно. Безумно больно. Может мать и не хотела, но она сломала его. Сломала пополам ради своей карьеры. Ради кресла министра. Убила его, порвала на части и его не стало. – Каин плакал, хоть взгляд и обледенел. – Я нашел его здесь же, болтающегося на той балке.

Эсфер в ужасе замерла.

– Спустя столько лет. Ровно через день, когда мне исполнилось 18. Он написал в записке, что терпел эту жизнь только потому что у него был я. Только ради меня боролся с отчаянием и депрессией. Но не смог. В записке он попросил не о прощении, он попросил об одном: быть сильным. Он терпел так долго, Эсфер, – Каин взглянул на нее. – Пока я не стану совершеннолетним. Эти годы он прожил только ради меня. И он прожил их в аду. В своем собственном аду, который создала для него мать.

– О господи… – видя этого постоянно смеющегося мужчину сейчас таким потерянным, Эсфер готова была застрелить и его мать, и его отца, что так сильно ударили по своему ребёнку. Она обняла его как можно сильнее и стала целовать мокрые щеки. – Не плачь… Пожалуйста не плачь…

Каин выдохнул, пытаясь успокоиться, и как ребёнок, уткнулся лбом в ее хрупкое плечо: