– Погиб?

– Ну да. Какая-то сволочь настучала, а может, прослушали они. Я же сам не ожидал, что эти десантники туда заявятся…

– Давай рассказывай все как есть, – потребовал Мустафаев, – я чувствую, что скоро инфаркт получу от твоих художеств.

– Хорошо, – кивнул Хасан.

Разговор происходил в больничном саду, где оба сидели на лавочке. Вокруг не было ни души, но говорили они негромко – в последнее время разговоры как-то быстро становятся известными…

– Конечно, я рассчитывал сорвать солидный куш на этом Казаряне. Грех упускать такой денежный мешок, – развел руками Керимоглу, – я ведь и тебе предлагал долю.

– Мне не нужна была эта доля!

– Я понял. Я признаю, что поступил неправильно, когда не посоветовался с тобой. Но что сделано – то сделано. И все бы прошло гладко, если бы не эти проклятые миротворцы. Они ворвались в ту халупу, где мы держали этого борова. Что оставалось делать, ведь его освобождение ни к чему хорошему не привело бы. Пришлось завершить дело.

– Тебе бы только бабок срубить, а все остальное тебя не волнует, – заметил генерал. – Иногда я смотрю на тебя и думаю: а есть у тебя что-то святое?

– А у тебя?

– У меня есть – Азербайджан! – гордо ответил Орхан. – В отличие от тебя и твоих товарищей я знаю, что такое честь. Я думаю о том, что Агдам, да и весь Карабах – наша территория. Пускай сейчас ситуация сложилась так, что мы потеряли наши земли, но это временно. Все захваченное силой мы вернем назад. Никто не должен забывать, что перед нами один святой долг – вернуть наши оккупированные земли. Это наша высшая цель.

– Кстати, как-то недавно я был в Агдаме, – сообщил турок, – и поднялся на один из минаретов полуразрушенной мечети. Стоял ясный день, и сверху просматривались снежные пики Кавказских гор. Но взгляд приковывал совсем другой пейзаж – руины у подножия минарета.

– Да! Когда-то население Агдама составляло пятьдесят тысяч человек, – кивнул Орхан. – А сейчас? После того как в девяносто третьем году армяне захватили город, они же постепенно, улицу за улицей, дом за домом, разнесли город по кирпичику. Полуразрушенные дома заросли чертополохом.

– Часть отстроили…

– А-а! – махнул рукой генерал. – В семидесятых, когда Агдам принадлежал нам, это был один из лучших городов Азербайджана. В городе работало шесть заводов, мясокомбинат, два железнодорожных вокзала и аэропорт, музыкальный техникум, театр… И это будет снова! Черные дни Агдама закончатся, вернутся светлые, и агдамцы – только уже наши люди, опять всегда будут гордиться своим городом.

«Сколько пафоса, – иронично думал турок, – смотри, как бы не лопнуть».

– Все ждут тот день, когда мы освободим наши земли. И этот день недалек! А если давать армянам восстанавливать Агдам, то они за него будут держаться зубами. Я воевал, я жизнь свою не щадил. Для меня главное – это честь!

Мустафаев с воинственным видом ударил себя в грудь, напоминая боевого петуха.

– Неужели? – язвительно спросил Керимоглу. – А позволь тебя спросить – куда же это уходили целые вагоны с медикаментами, так нужными войскам? Не помнишь? Может быть, их крысы съедали? Какие бабки на этом кое-кто срубал? Честь для тебя главное, я не ослышался?

«Сам ты крыса, – презрительно думал Мустафаев, – всякая сволочь еще меня упрекать будет!»