Я сплюнул и отошел в сторонку.
— Просто не сезон для твоего перца, — донеслись до меня слова старика.
— Зря ты так. Она и вправду хороша, — ко мне подсел еще один обитатель нашего загона.
Щуплый мужчина, чернявый и толстогубый, чем-то похожий на Манангу, наверно тоже прибрежник. Про таких говорят, что они мечтают не о свободе, а о своих рабах.
— Я вот как свою жену брал, она тоже красивой была. Плуг исправно тащила, дом нам поставила, справила. Скотину и птицу всю обхаживала. А потом года через три, как ей шестнадцать стукнуло совсем дохлой стала, и волос долгий черный расти начал. Прогнал я ее за такие дела, — продолжил он рассказ.
И еще минут пятнадцать подобного трепа. Я уж нацелился прикончить его и прикопать в этой же грязи. Все равно тут бланков строгой отчетности нет, никто за нами не следит толком. В это время за оградой почувствовалось оживление и я поспешил к ней.
— Тебе повезло парень. Это покупатели, никак ярмарка сегодня будет, — прошамкал давешний дед.
Но он ошибся. Ни сегодня, ни через день покупателей не было. А нас гоняли на работу, ибо тут как в армии. Раб должен быть занятым и уставшим, чтоб ему в голову разные плохие мысли не лезли. Радовало, что я имел возможность в реал выходить иначе действительно изнурен был бы донельзя. И не столько физически, сколь морально. А в игре мы копали и засыпали канавы, рубили и сажали деревья, строили дома из глины для жителей, если нас кто-то брал в аренду у хозяина. В конце концов, что отделяет человека от раба? Деньги? Власть? Нет. Человек выбирает, раб — повинуется. Ели мало, а спали и того меньше. Дед загнулся на третий день. Его забрали вечером и отволокли в неизвестном направлении. Наверно просто выкинули в овраг или сожгли.
Однажды ночью, когда я уже собрался выходить в реал за оградой раздался громкий шепот:
— Тссс, Ошкуй, не хочешь немного свободы?
Это был Мананга, в темноте светились лишь белки глаз да белые зубы.
— Меня прислал Рексис, узнать будут ли какие указания? — продолжил он.
— Пока нет. Ползи обратно, пусть будут начеку, скоро прибудут покупатели похожие на нас, они или купят меня или нам нужно будет следовать за ними. Пусть держат под надзором северный тракт.
— Будет сделано, — и паренек черной змеей растворился в ночи.
Я надеялся дождаться ярмарки и был уверен, что меня купят потомки Йорина, раз они тут бывают и увезут с собой, в противном случае не будет другого выхода, как бежать и долго блуждать в поисках их поселений.
На седьмой день мы не отдыхали. Нас отвели в подобие летнего душа. Обмазанная глиной плетенная бочка с дырками внизу для стока. Сполоснули затхлой дождевой водой, накормили плесневелым хлебом грубого помола и отвели на помост, где связали друг с другом крепкими плетенными жгутами. Хорошо навес присутствовал из пальмовых листьев, иначе от жары нам тут и помереть.
— Бежать не советую, — сказал старший конвоя, — иначе будете схвачены и отфигачены, — и утробно заржал, обнажив гнилые пеньки восьми зубов.
Торги начались после полудня. Нас подняли, заставили мужчин выстроиться отдельно, а женщин с другой стороны и появились покупатели.
Разных цветов и одежд, пестрые как попугаи. Кто в перьях, кто в бусах, кто во что горазд, лишь бы затмить друг друга яркостью и дороговизной одежды и разных цацок.
— А вот он, сколько стоит? С виду силен?