— …Юки? Юки?! Ты меня слышишь?
— Да…
Она кое-как закончила разговор и уронила трубку. Вышла в туалет, и ее вытошнило в унитаз. Юки сбросила с себя все, забралась в мамину душевую кабинку и долго стояла там под горячей водой, всхлипывая и упираясь лбом в розово-зеленый кафель: думала, что и как делать дальше.
Час спустя, одевшись в один из любимых костюмов мамы — черные слаксы на поясе-резинке с красным бархатным топом, — она доехала до Восемьсотого квартала на Брайант-стрит и припарковала машину напротив Дворца правосудия.
Юки вошла в здание из серого гранита, задержавшись у столика охраны, чтобы зарегистрироваться. Сейчас она словно выполняла миссию: решение принято, задача поставлена, обратного хода нет.
На лифте поднялась до третьего этажа, где располагалось отделение ПДСФ по Южному городскому округу.
Линдси уже ждала ее. Они обнялись, после чего хозяйка провела Юки к себе в кабинет, точнее, в крошечный застекленный закуток.
Юки присела, напротив, через стол. Она сама чувствовала, насколько окаменело у нее лицо; в горле стоял ком. Линдси сочувственно поглядывала на нее. «Вот настоящий друг, — подумала Юки. — А я ей очередную головную боль подбрасываю…»
— Я хочу подать заявление на муниципальный госпиталь, — кашлянув, сказала она, наконец. — Кто-то убил мою маму в этой дрянной больничке.
Глава 41
Городишко Кольма у нас называют Городом Мертвых. Здесь, в пяти милях к югу от Сан-Франциско, расположено единственное кладбище всего мегаполиса. Точнее, это даже не одно — пусть и большое — кладбище, а целый комплекс. Свыше миллиона могил. Во всей Америке нет другого такого места, где мертвые в двенадцать и более, раз превосходили бы численность местных жителей.
Моя мама спит на Кипарисовой Лужайке… теперь и Кэйко будет неподалеку.
В субботу все мы, человек семьдесят, собрались под навесом возле могилы. Ветер играл белым полотнищем и закручивал мелкими кудряшками струйку дыма от курительницы перед фотографией родителей Юки — Бруно и Кэйко Кастеллано.
Юки стояла, одной рукой обняв за плечи крошечного японца в пыльном черном костюме. Это был Джек, брат-близнец Кэйко. Он с трудом выдавил несколько слов на неправильном английском:
— Моя сестра была драгоценной женщиной… Спасибо за… за уважение к нашей семье.
Юки покрепче обняла дядю и поцеловала его в макушку. Слабая улыбка мелькнула на ее измученном лице, когда она начала говорить о Кэйко.
— Мама любила вспоминать, что главные достопримечательности нашего города она приметила сразу, как только приехала сюда. Мост «Золотые Ворота», универмаги «Сакс», «Маньин», «Гампс», «Нордстром». Не обязательно в этом порядке…
По мере того как Юки вызывала к жизни образ Кэйко, вокруг потихоньку начал слышаться теплый смех.
— После школы я часто ходила с ней в шопинг-экспедиции и, помнится, особенно любила бегать вокруг вешалок с одеждой и прятаться в примерочных кабинках. А она на это говорила: «Юки, тебе надо понять, что такое леди»… Вряд ли мне это удалось. — Юки печально усмехнулась. — Я предпочитаю громкую музыку. И короткие юбки… Да, мама, я знаю, в твоих глазах даже эта юбка слишком коротка!.. Она хотела, чтобы я вышла замуж за юриста. А я взяла и сама стала адвокатом. Моя жизнь далеко не во всем оправдала ее надежды, но мама всегда дарила мне свою любовь, свою поддержку… и все-все-все… Да, мама, мы были с тобой в одной команде. Лучшие друзья… Сейчас, когда я стою здесь, со своим дядей, я не могу представить себе мир, где бы не было мамы… Я буду любить, и тосковать по тебе вечно.
У Юки задрожали губы, и она уронила голову.