И вот наступило 24 декабря. За завтраком Фрэнк сказал, что такой хорошей погоды давненько не бывало в канун Рождества.
– Отлично! Значит, в сад можно будет выйти без пальто, – обрадовалась Джун, мечтая о Принце Паркере. Он посмотрит на нее – а она без теплого мешковатого пальто, как принцесса, прохаживается по саду.
– Да, но кардиган набрось, все-таки не лето. – Опекун отпил кофе и пролистнул ленту новостей на планшете. Обычно Фрэнк комментировал новости вслух. Называл это домашним обучением. – Смотри-ка, у Роджера Синклера рейтинг подрос, – то ли одобрил, то ли осудил он какого-то рьяного парламентария и ткнул в экран, показывая видео с выступления этого Роджера. – Слышишь, как агрессивно и уверенно говорит? Сильный политик, жаль, что консерватор и пустослов.
– Мгм, – согласилась Джун, чтобы не признаваться, что ей не интересна политика.
– Его жена, Ванда, организовала фонд помощи жертвам домашнего насилия. С чего бы вдруг? Говорю тебе, Роджер метит в премьер-министры. Беда. Иден на него нет. Она могла любого консерватора разнести в пух и прах в разговоре. – Фрэнк вздохнул, ностальгически улыбнувшись.
Джун мало знала об Иден, потому что старалась лишний раз не спрашивать о бывшей хозяйке дома. Зачем бередить чужие раны? Сама она, например, расстоилась бы, если бы ее ни с того ни с сего начали расспрашивать об отце. Лишь иногда, вот как сейчас, проскальзывали обрывочные фразы, из которых складывался образ Иден. Если коротко, то она была само совершенство. О клане Макгрегоров, из которого она происходила, Джун знала и того меньше. Вроде бы, Глория, старшая сестра Иден, недавно погибла в авиакатастрофе, а таинственный крестник по имени Кай перебрался в Эдинбург… Что еще? Ах, да, престарелая мать Иден живет в Высокогорье и никогда не приезжает в здешние края, потому что терпеть не может Фрэнка, хотя такое попросту невозможно.
Конечно, Джун могла бы разведать и больше информации, но, если честно и совсем уж откровенно, куда больше интереса вызывала история семейства Паркеров. Главным объектом исследований выступал Крис, высокий блондин с глазами цвета карамельного кофе, без труда завоевавший сердце Бэмби. Теперь она пыталась завоевать его. Пока безуспешно.
…К вечеру гостей собралось море, человек восемьдесят. Огромный каменный особняк был подсвечен огоньками; на террасе, которая выходила на восток, в Изумрудный сад, установили шоколадный фонтан. Восторг вызывало все: звон хрусталя, как бубенцы на оленях Санты, яркие наряды гостей, их смех. Невероятно, как магия, как в кино. Люди танцевали в приемном зале, двери которого вели на террасу и сейчас были широко распахнуты… Крис тоже был там. Играла размеренная романтическая музыка, и Джун тихо напевала в такт, стараясь не визжать от счастья каждый раз, когда встречалась глазами с Принцем. Он был невероятным, красивым, умным, а главное добрым, очень-очень добрым – и улыбался ей каждый раз, когда не удавалось отвести от него полный обожания взгляд.
Даже в школе, когда они сталкивались в коридорах – не случайно, конечно же – он всегда улыбался. Ни разу не упрекнул, не осадил с высокомерным равнодушием.
Джун закатила глаза к темно-серому небу при мысли о нем и растерла открытые плечи. Продрогшая, она стояла на широкой бетонной балюстраде на террасе, в полутьме, заполненной световыми пятнами фонарей. Отсюда было удобнее наблюдать за Крисом и именно здесь ее настигла внезапная мысль: может, зря нарядилась в блестящее серо-зеленое платье и уложила непослушные кудри в две длинные косы? Может, стоило выбрать образ поэффектнее? Вон Мелани, младшая Паркер, явилась в строгом костюме – и сразу увереннее в себе выглядит…
– Не понимаю, что ты нашла в этом сухаре Кристофере Ледяное Сердце? – донесся снизу тонкий голос Уитни.
– Это ведь невооруженным глазом видно. Он идеальный.
Подруга фыркнула и одернула рождественский свитер, который для нее связала бабушка; на животе сияла рожица оленя с красным носом… Интересно, а у Криса есть такой свитер?
– Он идеальный пример чопорного зануды. Мелани говорила, что он за завтраком ни одного пятнышка на столе не оставляет. Наверное, кусает хлеб медленно, как ленивец, чтобы не дай бог крошки не посыпались.
– Я бы хотела увидеть, как он ест завтрак.
– Ты ненормальная, – хохотнула Уитни и побежала к своей маме, которая окликнула ее.
Тетя Летиция – Летти – была для Джун авторитетом номер №3, после Фрэнка и Криса. Летти при каждом случае давала ценные советы и просто обнимала. Сгребала в охапку и трепала волосы на макушке: «Ты такая хорошенькая, так и хочется потискать твои щеки!»
Андерсоны, Паркеры, Майлзы – они были другими. Не черствыми, бездушными сплетниками, как в фильме «Леди Ева», а живыми, теплыми… Кроме, разве что, миссис Паркер. Обычно та с холодной улыбкой игнорировала жалкие попытки Джун завести светскую беседу. Оно и понятно, меньше всего «малышка Бэмби» походила на леди – в то время как предки Нэнси Паркер с королями дружили. Она оказалась элегантной, заботливой, но очень строгой женщиной старой системы взглядов. Джун восхищалась ею, но, если честно, тетя Летти была больше по душе.
Крис направился вглубь дома, и Джун, тяжело вздохнув, спрыгнула на землю, чтобы последовать за своим кумиром и, если смелости хватит, пригласить его на танец.