Джемисону стало ясно, что Кеплер самоустраняется от участия в мятеже. Слишком щепетильный офицер мешает при принятии непопулярных или морально двусмысленных решений, сам же выиграет при любом исходе, в то время как заговорщики ставят на карту все. Важнее, однако, было то, что батареи должны находиться в боевой готовности, а ракеты — поставлены на боевое дежурство. И кто-то должен это делать, пока совет занят отстранением Ибрагимова. Тут командир батареи был прав.
— Я хорошо понимаю вашу позицию, Кеплер. Мне нравится то, что вы трезво оцениваете наши перспективы и тот факт, что наши возможности для ответа противнику не настолько ограничены, как считает капитан Ибрагимов.
— Да, я полагаю, что доступно объяснил мое видение проблемы, — язвительно подчеркнул Зигфрид. — И раз вы идете в кают-компанию на встречу с «советом», обдумайте мое предложение о подготовке корабля к борьбе за живучесть. Потому что, если ответственный за данный фронт работ капитан второго ранга Брусьев станет митинговать в «советах», члены его службы могут окончательно спиться маррой, чего капитан Ибрагимов никогда бы не допустил.
— Спиться так же, как ваш техник?
Кеплер промолчал, но его недовольство достаточно красноречиво проступило на лице. В ответ он вернулся в каюту и хлопнул дверью.
— …я полагаю, вы неправильно поняли предложение вице-прециата, — заметил сам вице-прециат Калиад Манухтар. — Ему достоверно известно, что на борту крейсера «Мираж» находятся пять единиц ракет класса «Заря». Вице-прециата не интересуют конвенциональные ограничения на эти боеголовки. Его позиция заключается в том, что вы должны обезопасить отход линкора, когда линкор обезопасит ваш.
Каракарец слева, казуал Литери остановил переговорщика жестом. Добавил:
— Поймите их правильно, адъютант Макаров. Они сидят за этим столом, потому что они не считают их отход абсолютно безопасным. Несмотря на то, что ракеты «Заря» запрещены Талуригейским договором, это оружие все равно находится у вас на борту. Более того, даже если их сторона даст гарантии ненападения и подтвердит это конкретными актами доброй воли, на которых вы настаиваете, нет никакой уверенности в том, что ваш корабль не использует ракеты «Заря», покинув радиус поражения. И хотя такое развитие событий они считают маловероятным… хотя бы потому, что, скорее всего, они успеют подключить двигатель и так же покинуть зону поражения… эта малая вероятность все равно существует. И прежде, чем они предпримут какие-то дружественные шаги, они настойчиво предлагают вам продемонстрировать приверженность мирному разрешению конфликта сбросом в космос всех пяти боеголовок.
— Я хочу подчеркнуть, что сброс ракет в одностороннем порядке мы считаем неприемлемым, — хладнокровно возразил Макаров. — Это мероприятие без каких-либо встречных гарантий ослабляет наши позиции. И я хотел бы узнать, какими именно ответными действиями вы будете гарантировать ненападение.
Руки Лешина тряслись, и техник не мог ничего с этим поделать. Наблюдая за действиями Макарова, нельзя было не проникнуться глубоким уважением к этому человеку. За столом переговоров сам Макаров был как каракарец, он презирал все, что оказывало на него давление. А давило на него все: от высокой гравитации и красной мрачной цветовой гаммы до численного и физического превосходства контрагентов. Сам их вид, существ, облаченных в маски и ярких раскрасок доспехи, обладателей огромных ручищ, способных оторвать голову простому истинночеловеку, уже вызывал ужас.
Но Макаров не боялся. А может просто не показывал этого. Он так изящно обращался с дипломатическим волапюком, словно бойцы из орбитального спецназа с кинетическим бластером, что ловко отбивал атаки в этой затяжной словесной дуэли. Становилось совершенно очевидно, что контакты его семьи с торговыми агентами многому его научили, включая глубокое знание дипломатической казуистики.
Сам Лешин перекладывал из кучи в кучу технические спецификации вооружений, которые ему дали каракарцы. Голографические лоттеры содержали практически полную информацию относительно имеющихся вооружений «Дриады». Эта не секретная информация, просто не каждый техник должен досконально знать, чем вооружен каждый корабль противника. Эта информация делала переговоры более интенсивными и предметными.
— Да, я ценю то, что вы предоставили чертежи и описание вооружений дредноута «Семерафон Милосердный». Однако я призываю понять и мою позицию тоже. Прежде всего, я не уверен, что это полный список вооружений. И для этих сомнений есть все основания! Я говорю о последней трети второй палубы, если вы понимаете. В этом месте у кораблей подобного типа находится склад ракет высокой точности серии MX. И подозрительно то, что в предоставленных спецификациях нет упоминания этих помещений. Во-вторых, поймите меня правильно, но для сброса боеголовок предоставленных вами чертежей мало. Нас интересует разоружение корабля «Семерафон Милосердный». Причем это должно быть такое разоружение, которое гарантировало бы невозможность разрушения внешнего корпуса «Миража». Я говорю о полном сбросе обычных вооружений…
— Это неприемлемо! — Нотар вооружений Литицер Фейразар ударил кулаком по столу и встал со стула.
— Я хотел бы, чтобы вы держали себя в руках! И более того, правильно понимали нашу озабоченность! Совокупного вооружения «Миража» не хватит, чтобы нанести существенный вред кораблю класса «Дриада» в то время как несколько противокорабельных ракет «Триакра» хватит для поражения успешно маневрировавшего крейсера. А у «Миража», напомню, нет основного двигателя, а переконфигурация маневровых двигателей займет время, которого у нас нет…
Каракарцы быстро переглянулись, Литери еле заметно покачал головой.
Казалось, нотар вооружений успокоился. Он сел на свой треугольный стул. Вместо него вступился Калиад, который выглядел значительно более уверенно, чем еще пять минут назад. Чувствовалось, как он улыбается под маской, но это была лживая улыбка, которую нельзя разглядеть, ее можно только почувствовать по голосу.
— Вице-прециат полагает, что полный сброс ракет «Триакра» достаточно показательный жест. В их распоряжении находится 14 таких ракет. Если они избавят от них пусковые установки, это будет исчерпывающим и справедливым доказательством их дружественности. В ответ они рассчитывают, что на каждые четыре сброшенные ими ракеты вы ответите сбросом одной боеголовки «Заря». Таким образом, они надеются увидеть три сброшенные ракеты «Заря» в ответ на полное избавление их корабля от ракет «Триакра».
— На этот счет у меня возражение, — не растерявшись, включился Макаров. — Как мы видим из спецификаций, корабли класса «Дриада» штатно комплектуются 20-ю ракетами «Триакра». Почему в данном случае речь идет только о двенадцати?
— Шесть ракет были использованы по назначению во время столкновения в зоне карантина с линкором Содружества, — вставил нотар Фейразар. — Они не могут ни подтвердить, ни опровергнуть отсутствие остального боекомплекта, также как и вы не можете гарантировать то, что сбросите все три ракеты. Поэтому они могут предложить вам верить на слово при условии, что сброс будет происходить по шахматной схеме, и сбрасывать первую партию будут они.