В последнее время мы стали свидетелями действий Путина, свидетельствующих как о резкой смене курса, так и об отчаянной смелости премьер-министра. Которая может стоить ему головы.
Я имею в виду три решения, задевающие жизненные интересы обширных и могущественных слоев т. н. элиты российского общества. Людей неслабых, современных бояр. Все эти решения давно назрели, если не перезрели, но принять их накануне собственных выборов – это очень сильный ход очень сильного, уверенного в себе игрока.
Во-первых, объявление войны офшорам.
Во-вторых, начало разбирательства по поводу дочерних компаний, облепивших, по плану Чубайса, российскую энергетику. Отправив «смотрящего по России от Бильдербергского клуба» в почетную ссылку, Путин замахнулся теперь на его детище: преступный плод приватизации РАО ЕЭС. Политическое значение этого факта невозможно переоценить: прецедент с большим, судьбоносным будущим.
В-третьих, назначение Рогозина на ВПК. А по сути дела, назначение ВПК, как в старые добрые времена, локомотивом развития индустриальной и постиндустриальной России. Как это во всех нормальных странах исстари ведется.
Началось! Перед нами три капитальные основы национальной революции «сверху». Важнейшие моменты, не только обозначившие долгожданный разворот от либеральных реформ к развитию национальной экономики, но определяющие также и вектор внутренней политики. Правильный, на мой взгляд, вектор.
Есть одно «но». Путин учился в Высшей школе КГБ СССР в годы, когда политэкономический подход безраздельно господствовал в обществоведении, и тогда же защищал кандидатскую диссертацию по экономике. Для него вполне естественно класть экономику в основу политики, что он, как видим, и сделал уже. И столь же естественно, увы, – недооценивать этнополитический фактор, который «не проходили», не изучали при Советской власти.
Поэтому, встав на совершенно правильную экономическую платформу национальной революции, Путин пока что практически игнорирует этнополитическую платформу. Хотя и убрал главных, на мой взгляд, русофобов Суркова и Поллыеву из числа вершителей внутренней политики (тут уместно вспомнить и про те кадровые назначения, которые так всполошили Илларионова: нерусских среди новых назначенцев нет, а у Рогозина и вовсе репутация националиста).
Я считаю, что предприняв все эти шаги, Путин пошел на очень серьезный, возможно смертельный риск. По сути, объявил войну— или революцию, как угодно. Очертил голову. Отрезал себе пути к отступлению. Впрочем, он не может не понимать, что отступать некуда: позади Гаага, в самом лучшем случае. Ему уже никогда не простят всего сделанного по укреплению российского суверенитета. А скорее всего— просто убьют тем или иным способом, если он ослабнет. Утех же Гусинского, Березовского, Ходорковского и мн. др. на это средств хватит, скинутся, если что.
Путин – спортсмен по складу характера. Но тут-то уж не спорт, тут борьба не на жизнь, а на смерть. Сможет ли наш спортсмен так биться? От этого зависит жизнь не только его самого.
Путин, как я не раз убеждался, способен учиться на ходу. Научится он и русскому национализму, коль острая нужда заставляет. Важно, чтобы было у кого и по каким учебникам. И чтобы уча этот урок, он ни на миг не выпускал из рук бразды правления. Иначе все обучение окажется втуне.
Двойная природа оппозиционных митингов (Болота имени Сахарова, как я их называю) очевидна. Водну телегу искусно запрягли-таки коня и трепетную лань: собранную жаждущими реванша сислибами стотысячную толпу «кристально честных душ» обычных граждан, с одной стороны, а с другой – колонну русских националистов, числом на порядок-два меньше, но с собственными задачами и амбициями.
Соотношение сил ярко выявляется простым сопоставлением двух митингов, прошедших подряд, день за днем, 10 и 11 декабря: не менее 50 тысяч в одном случае и всего от 500 до 1000 человек в другом. Кроме того, известно: кто платит, тот и заказывает музыку, а бюджет митингов – всецело в руках сислибов-реваншистов.
Спрашивается: зачем сислибам этот русский припек к их пышному оппозиционному, национально политкорректному, пирогу? Особенно с учетом еврейского происхождения большинства основных заводил, от Гарри Каспарова и Бориса Немцова— до Григория Явлинского и Виктора Шендеровича? Чем так уж важна для них эта небольшая колонна активистов Русского движения?
Не менее интересно: зачем русские националисты якшаются с сислибами? Какая для них честь маячить перед камерами, что-то крича на фоне Шендеровичей?
В политике всегда актуален вопрос: кто кого сумеет использовать, кто на чьем горбу въедет в рай. Сегодня эту дилемму рассматривают в отношении двух движущих сил митинговой стихии: либеральной и русской националистической. Дилемма, понятно, ложная, поскольку вторая из названных сил не обладает никаким потенциалом государственного строительства, в отличие от первой, реально управлявшей страной без малого двадцать лет и сохранившей все связи и рычаги, а главное – огромные деньги и кадровый потенциал. У одного только Кудрина, надо полагать, миллиарды долларов в загашнике— и неограниченный кредит в крупнейших банках мира, который будет без промедления выдан на антипутинский переворот…
В данном случае легче выяснить, зачем националисты примазываются к сислибам. Они сами отвечают на этот вопрос устами Валерия Соловья и Бориса Миронова, наших записных буревестников.
Борис Миронов, как всегда, живет мечтами. На вопрос корреспондента «А вот если б удалось взять слово, что б вы сказали людям, заполонившим проспект?» он ответил: «Спросил бы для начала, много ли среди них русских, попросил бы русских поднять руки, нет, лучше пусть бы они вздымали кулаки, а когда весь проспект вскинул бы кулаки, а так и было, там ведь сплошь были русские, я тогда бы задался вопросом, почему же, когда весь проспект заполнен русскими, когда весь проспект— русские, а на сцене пиршествуют русофобы, руссконенавистники, друзья и соратники Чубайса?!» Надо ли объяснять, что прекрасная мечта так мечтою и осталась. Заразительной, но бесплодной…
Ну, а Соловей – тот не так прост. Ловко выдавая желаемое за действительное, он настойчиво уже в шести заметках подряд внушает русским людям, что режим-де еле держится (Илларионов— тот, наоборот, считает, что режим полностью созрел для силового перехода к диктатуре), что «новая русская революция развивается по классическому сценарию» и что «массовые настроения просто обречены меняться в пользу сил, придерживающихся радикальной позиции». Почему это так? с какой стати? массам что, больше делать нечего, как разрушать трудно наладившееся благополучие? или они уж совсем лишены мозгов, хотят вернуться в 1991 год? Соловей не вдается в такие мелочи.