Григорий Лаврентьевич был светилом в области медицины, академиком и лауреатом, хорошим знакомым отца, которому он полностью доверял в вопросах здоровья.

Инна сделала пометку: Григорий Лаврентьевич. Что ж, надо было начать с него. Конечно, могло выясниться, что никакой он не соучастник, а всего лишь невольный передатчик чужих идей. Но если так, то он может сказать, кто навел его на мысль порекомендовать отцу поместить Никиту на лечение в «Мнемозину»…

Прошло еще два дня, и Инна узнала неприятную новость: отец вернулся из холостяцкой московской квартиры в поместье, где его ждала моделька Зоя. Более того, Аркадий Петрович вроде бы даже простил ее и был готов сочетаться с ней браком. Инна не могла поверить, что ее родитель, всемогущий Берберов, оказался таким простаком. Зоя обвела его вокруг пальца, и он ничего и не заметил.

Значит, все-таки Зоя… Что ж, все было логично! Она стремилась стать женой супербогатого человека, а заодно устранить с дороги его дочь и сына. Цель – полный контроль над холдингом отца. Но, чтобы заполучить полный контроль, требовалось устранить сначала самого отца!

Инне стало страшно, однако она знала: пока Зоя не выйдет замуж за отца, бояться нечего. Только после заключения брака от нее могла исходить опасность. При разводе согласно брачному договору она получала сущие крохи, а вот в том случае, если бы она стала вдовой… Тогда бы она получила все – с учетом, что не имелось других наследников!

И тут Инна поняла, почему Зоя приказала убить Леонида, а не ее. Потому что смерть любимой дочери надолго выбила бы Аркадия Петровича из колеи, быть может, навсегда. И он точно не надумал бы при таких трагических обстоятельствах жениться.

Значит, требовалось убить не Инну, а Леню. Ведь его смерть гарантировала Зое, что Инна не родит вдруг ненужного наследника. Девочка ведь не имела понятия, что Инна была не в состоянии стать матерью – информация об автокатастрофе и ужасных последствиях держалась в секрете.

Да, все сходилось! Непонятно только, для чего в клинику направили Никиту. Быть может, его пытались психологически обработать, но не вышло? Ведь о том, что он потерял память, речи не было. Инна хотела навестить брата и поговорить с ним по душам, несмотря на его трудный характер. Однако он жил в особняке, в котором обитала и Зоя. А с ней Инна хотела встречаться меньше всего.

Тогда она поговорила с ним по телефону. Никита отвечал на ее вопросы односложно, заявив, что не помнит почти ничего из того, что делали с ним в клинике.

– Надо было ложиться в аппарат, похожий на томограф. Они называют его «машиной воспоминаний». Якобы для стимуляции отделов коры головного мозга, ответственных за воспоминания.

Ей так и не удалось ничего из него вытянуть, но внезапно Никита часто задышал и произнес:

– Но я уверен, что они врали. И на самом деле они пытались достичь чего-то другого. Я много об этом думаю, только у меня в голове все смешалось. И еще эти странные воспоминания и кошмары по ночам… Их раньше не было! Как будто… Как будто они меня ими там заразили!

Инна окаменела, услышав это признание сводного брата. Даниил вел речь о поддельных воспоминаниях, которые можно было имплантировать в головы ничего не подозревающих пациентов.

И одним из таких пациентов был, как она выяснила, ее сводный брат Никита.

– И что это за кошмары? – спросила Инна, чувствуя, что ее сердце стучит как бешеное.

– От них я просыпаюсь в поту… Потому что не могу разобрать, сон это или явь. Мне кажется, что я иду в оружейную комнату, ну, туда, где отец хранит свою дурацкую коллекцию…

Он имел в виду коллекцию нарезного и гладкоствольного оружия, которое Аркадий Петрович собирал в огромных количествах.

– Беру пистолет. Такой темный, матовый, тяжелый. Иду в спальню, где лежат отец и эта Зоя. А потом…

Он смолк, и до Инны донесся приглушенный всхлип.

– А потом я понимаю, что сижу в кресле. Вся одежда у меня в крови. А в руке – окровавленный пистолет. Я сижу перед зеркалом, и передо мной – отражение кровати, на которой лежат… Лежит отец. Только он не спит. Вся кровать в крови, и отец тоже…