— Почему всем ее тогда не дали? — заинтересовалась я. Позлиться можно и позже.

— Ингредиенты редкие — их и не разглашают даже. Побочные есть. И если просчитаться с количеством — будет неисправимо.

— Понятно… А мне практику засчитают? — спохватилась я.

— Демоны! Рия, — выдохнул Ант, присаживаясь рядом, — как ты себя чувствуешь?

— А тебе практику засчитают, если ты со мной возишься? — я, не задумываясь, продолжала, пытаясь найти причину, по которой Анту срочно нужно заняться чем-то более полезным.

Ант молча потрогал мой лоб. Прищурился.

— Похоже, очень плохо. Любовь моя, у меня практики уже нет.

— И работы нет?

— Моя работа это сейчас заботиться о тебе. Коек больше нет. Ты чего от меня избавиться пытаешься?

— Не знаю, — ответила честно. — Просто очень странно, я привыкла возиться с вреднющими больными, а теперь возятся со мной.

— А ты будешь вреднющей?

Ответ пришел сам собой. Ант возился с чем-то в уголке, служившим кухней. Я валялась без дела и чувствовала себя отвратительно, когда суставы начали сильно ныть, запястья выкручивались. Секунды это все усиливалось, а потом я услышала крик. Узнать свой голос получилось не сразу.

Ант оказался рядом в миг. Сжал, фиксируя, мои запястья. Ногами придавил ноги. Целители делали так же. В этом и была проблема, на каждого больного с приступом уходило по целителю, иногда и по два — нас не хватало. Просто привязать больного нельзя, это ничуть не помогало, а пациенты выкручивались так, что могли с легкостью себе навредить.

Тогда я на них бурчала. Понимала, что сделать они ничего не могут, но про себя бурчала. Сейчас я понимала их в полной мере. Кости ныли изнутри невыносимо. Конечности напрягались неконтролируемо. Я кричала — и собственный голос казался чужим.

— Хватит, хватит, отпусти! Я больше не могу! Хватит! — крикнула Анту, когда приступ начал проходить и речь получалось контролировать.

Ант дождался, пока мои руки обмякнут — всё по протоколу. Я помнила, как больные потом часами не могли шевелиться. Ант смахнул пот со лба. Даже воину было нелегко удерживать пусть и хрупкую девушку. Он протянул руку — она тряслась, — и взял мою.

— Ты как?

— Больно, — кратко ответила я. Что еще можно сказать? — Стоп, подожди…

Ант выразительно посмотрел на меня. Он точно не хотел знать, что пришло мне в голову.

— Мне сейчас не больно в ту руку, за которую ты меня держишь, — продолжала. — Только в одну. Больных нельзя привязывать, только если держать их можно успокоить приступ — что если это из-за тепла?